За золотым призраком - Владимир Иванович Буртовой Страница 6

во взоре посмотрел на сына, который унаследовал от него так много внутренних и внешних черточек… Вот только глаза у Карла карие, как у Марты… Вспомнив трагически умершую жену, Отто взгрустнул: за пятнадцать минувших лет после войны вторично он так и не мог найти достойной замены Марте. Были длительные, иногда годами, привязанности, но ни одна из женщин, покорив его тело, не смогла покорить сердце. А может виной, или, вернее сказать, причиной тому, была его постоянная занятость – хлопотливые дела на заводе) в рудниках, заботы о воспитании и учебе детей – особенно его беспокоил вспыльчивый, вечно кидающийся в драку Карл, который ни в какой обстановке не считал нужным скрывать своей преданности идеалам Адольфа Гитлера. Вальтер – иное дело, рос тихим и послушным, но постоянно замкнутым в свой какой-то монашеский мирок. Много времени у него, старшего Дункеля, отнимали сенаторские обязанности, а тут еще поползли ядовитые слухи, что чернокожие надумали – да что там надумали! – по примеру партизан в соседней португальской Анголе создают вооруженные группы и намереваются воевать за избавление Намибии от власти белого меньшинства! Или, на худой конец, добиваться равных с ними прав.

– Сколько сил германская нация потратила на покорение славян, а своего так и не добилась… А теперь и эти гориллы черномазые повылазили на свет божий с дикими идейками о равенстве! Сидите в своих резервациях живыми, ну и сидите! Ишь ты, равенства захотели!

В помойную яму мордами, в помойную яму! Чтоб знали свое место!!!

– Успокойся, отец! Всему свой черед! – Карл встал, подошел к окну. Хотя в доме и не держали прислугу из негров, но чужие уши – всегда чужие и ненадежные. Внизу у дальней клумбы с цветами тюльпанов возился седой садовник в тяжелых сапогах, чтобы водяные брызги не застудили стариковских склонных к ревматизму ног. Длинными и блестящими на солнце ножницами он сноровисто обрезал отцветшие головки и подсохшие листья. Рядом с ним сгорбленный дворник Тюрмахер подбирал и аккуратно складывал эти обрезки в зеленое эмалированное ведро, которое таскал за собой вокруг квадратной клумбы.

– Я успокоюсь не скоро, – через силу улыбнулся Отто, обнял Карла за плечи, слегка прижал к себе. – Если, конечно, Господь дарует мне такое же завидное долголетие, как моему деду Генриху. Лишь на восемьдесят девятом году, за месяц до кончины, призвал он меня, тридцатилетнего своего внука для последнего слова… Отец мой Шульц в те месяцы лежал прикованным к постели, тебе было всего пять лет и ты этого, конечно, не помнишь… Так вот, призвал меня дед для последнего разговора, завещал родовое богатство, чтобы поднять наш дом на высшую ступень власти в Германии. Это было в тридцать пятом году. Ровно четверть века назад! И как знать, быть может, так и было бы, послушайся наши вожди пророческих предостережений Бисмарка, не ввяжись снова в губительную войну на два фронта… Россия перемолола лучшие дивизии вермахта. Нам просто-напросто не хватило людских ресурсов, чтобы воевать с миллионными ордами азиатов и славян. А потому, сынок, не надо вновь повторять горькие ошибки прошлого. Я у твоего деда Шульца был единственным наследником, а будь нас человек пять-шесть, да так в каждой немецкой семье! Ого, сколько лишних крепких парней было бы в резерве Германии! Но дед твой Шульц в молодости крепко разбился, упав с лошади. Ему сделали операцию, и он не мог после этого иметь детей… Я чертовски рад, что твоя Эльза подарила мне четверых хорошеньких и крепких внуков. Пройдет время – а оно пройдет очень быстро, ты и сам не заметишь этого, сынок! – из них вырастут отличные солдаты. Я верю, что и эту нашу старую землю, временно отданную под опеку презренным англосаксам, мы снова отвоюем и возвратим под знамя великой прародины. – Отто вдруг остановился, смешно скривил губы, покаялся. – Что-то сегодня у меня слишком много патриотических мыслей и лозунгов.

– Наверно, время такое подошло, – улыбнулся Карл, перестал наблюдать за полуглухим дворником, отвернулся от окна, сжал отцу локоть и заговорщически подмигнул, сообщив как о большой тайне: – Эльза снова затяжелела, мечтает о девочке, себе помощнице.

Старший Дункель словно бы только теперь увидел в руке стакан, залпом осушил содовую, из которой почти улетучились пузырьки, одобрительно похлопал сына по крепкому плечу.

– Клянусь священными водами Стикса! Ты молодец, Карл! Вот только Вальтер никак не образумится. Двадцать три года парню, а он о женитьбе и не помышляет. Ну ничего, ему год осталось учиться в университете, а там я запру его на заводе, оженю на чистокровной арийской девушке – хотя бы у того же Гюнтера Цандера младшая дочь – что надо! И крепкая, вся в своего папашу «Бульдога». Розалия тоже сумеет нарожать нам полдюжины здоровеньких дункелят! Ха-ха!

Карл загадочно хмыкнул, хотел было что-то доверительно сказать, но не успел. У красивых, отлитых из чугуна ворот требовательно засигналила машина.

– Легок наш Вальтер на поминок, – усмехнулся Карл. Он встал рядом с отцом и наблюдал, как из белоснежной машины на асфальт вышел молодой человек, белокурый, в белом полуспортивном костюме.

– Наш Вальтер – как новобрачный лебедь, – усмехнулся с ноткой сарказма в голосе Карл.

Вальтер между тем обошел вокруг машины, галантно распахнул сверкнувшую лучами солнца дверцу.

– С кем это он? Неужели с девушкой? – Сивые брови Отто Дункеля поползли вверх. – Вот так новость! Неужели и нашему Вальтеру бог Эрос напустил в голову опьяняющего тумана? Наконец-то! Ты знаешь эту девушку, Карл? Кто она? Из какой семьи?

– Неужели ты раньше ничего не видел и не догадывался? – теперь в свою очередь искренне удивился Карл. – Ну-у, тогда держись, отец, покрепче за подоконник…

* * *

Вальтер изнемогал… Блаженство, которое он испытывал от прикосновения к своим щекам, к шее, к затылку этих теплых и трепетных пальчиков, этот колдовской мед влажных, нервно пульсирующих губ мог представиться его пылкому воображению разве что в грезах весеннего сна, сравниться мог лишь с несбыточными мечтами о райской жизни!

Нет, тысячу раз нет! Рай – вот он, здесь, на земле, на опушке леса, где стоит машина, где на траве постлан небольшой коврик, а на низеньком походном столике из красного пластика стоит бутылка шампанского и легкая закуска… И цветы вокруг – райские, и пение птиц разве не райского происхождения?!

Вальтер словно растворился в лесном ветерке, слился с птичьим щебетанием не от трех глотков выпитого шампанского. Он опьянел от этих долгожданных слов признания, которые наконец-то, уткнув лицо ему в шею, прошептала Амрита:

– Вальтер, милый мой… ты очарователен… Ты как сам господь Кришна,