Александр Прозоров - Соломея и Кудеяр Страница 6

– Петушок пропел давно! Всем насыпано пшено! Сколько можно спать, девицы-красавицы?! Паруса ужо слежались, весла усохли, ушкуй застоялся. Пора в дорогу!

– Чего орешь как оглашенный? – услышала девочка недовольный шепот воспитательницы. – Не видишь, что ли, почивают все!

– Это ты, что ли, невеста великокняжеская из Корелы? – удивился голос. – Коли ты там первая красавица, я туда точно носа ни в жисть не покажу!

– Тебе-то что за дело, окаянный?

– Мне по повелению государеву велено невест из двери к престолу доставлять. Так что, какая ты ни есть, ан сбирайся!

– Не морочь мне голову, трепло базарное. Ни в жисть не поверю, что ты и есть князь Чаломеев!

– А я и нет! – весело согласился голос. – Али ты полагала, знатный муж самолично станет лодки гонять да кибитки пересчитывать? Не-ет, княже с воеводой здешним пирует да указания великомудрые отдает. Хлопоты же на нас, боярских детях. Так чего, матушка, поедешь в Москву, пред очи государевы казаться али передумала ужо? Невеста с возу, кобыле легче!

Соломея наконец-то открыла глаза и повернулась на спину. Теперь шумный гость стал ей хорошо виден: зеленые глаза, широкая улыбка на веснушчатом лице, сдвинутая вперед, почти к самым бровям коричневая тафья, синий расстегнутый кафтан, из-под которого проглядывала золотистая атласная косоворотка, красные полотняные штаны. Пояс добротный – тисненый, с украшенным шелковыми кисточками подсумком, замшевые ножны и чехол для ложки. Без сабли, правда, – ну да в мирное время оружие на Руси мало кто с собою носит. Усы и борода еле различимы. Похоже, и второго десятка парень еще не разменял.

«Симпатичный, не нищий, званием ровня, – подтягивая шерстяное одеяло выше к подбородку, машинально отметила девица достоинства незнакомца. – Тафья без вышивки… Нечто даже сестры нет, головной убор украсить? А уж невеста нареченная точно без подобного подарка не отпустила бы! Значит…»

Соломония спохватилась – и мотнула головой, отгоняя ненужные мысли.

Что ей за разница, обручен боярский сын али нет? Она ведь к княжичу государеву в невесты едет!

– Ну вот, разбудил! – вздохнула Евдокия. – Уйди, охальник, снаружи подожди! Дай девице подняться спокойно!

– Я-то подожду, – отступил паренек. – Да токмо недолго. Ибо чтобы в Клин затемно поспеть, нам поскорее отвалить надобно. А уж вы сами решайте, куда вам нужнее: в Москву со мною сейчас прямо али обратно в Корелу без поспешания?

– Да иди же, не понукай! – отмахнулась тетка. – Скоро мы, скоро!

Боярский сын вышел, и девочка, вздохнув, откинула одеяло.

Собралась Соломея споро. Да и чего сбирать, коли вчера токмо прибыли и разложиться не успели? Однако же вышла все едино последней. Ее соперницы были уже здесь – румяные, статные. Обе заметно более высокие и в теле, обе на пару лет старше, обе в бархатных платьях и кокошниках с жемчугами. Обеих сопровождали хорошо одетые бояре – вестимо, отцы или братья – и по паре служанок. Девочка же нарядилась в льняные рубаху и сарафан, хоть и с вышивкой, да голову платком повязала.

Однако веселый парень, окинув ее взглядом, одобрительно хмыкнул:

– Ан, пожалуй, и в Корелу заверну по случаю, – и крутанулся: – Пошли!

– Пешком?! – возмутилась одна из девиц.

– Уж прощения просим у княжьей милости, ан за сто саженей ехать возка не заложили, – развел руками боярский сын. – Не отвалятся, мыслю, руки у слуг ваших сундуки через калитку пронести?

Идти и вправду пришлось совсем недалеко. Сразу за соседней башней наружу, к реке, вела тайницкая калитка. А под ней у причала – покачивался вместительный одномачтовый ушкуй.

От корельского шитика московский ушкуй отличался лишь тем, что жилье у него размещалось не на носу, а на корме и был заметно меньше в размерах. Зато пар весел у ушкуя имелось целых четыре супротив двух.

Соломея в тесную каморку к соперницам и их родичам не полезла – встала у борта на носу, вдыхая прохладный речной воздух и следя за проплывающими мимо перелесками и распаханными полями, провожая взглядом проносящихся над головой ласточек.

– Не простудишься, красавица? – бесшумно подобрался рядом боярский сын.

– На небо посмотри, добрый молодец, – посоветовала девочка. – Зной такой стоит, что угореть впору.

– Не напечет, красавица? – поправился парень.

– Ты чего к деве юной лезешь, охальник? – забеспокоилась сидящая неподалеку на сундуке Евдокия. – Ну-ка, прочь ступай! Не про твой роток ягодка сия созрела!

– Я не лезу, мамаша! Я о красавице берегусь, – весело возразил боярский сын. – По государеву, заметь, повелению!

– Откуда ты такой взялся, оберегальщик, на нашу голову?! – тяжко вздохнула тетка.

– Кудеяр из Тишенкова я, мамаша, по отцу Семеныч, – с готовностью ответил парень. – А вы из каковых будете?

– Соломония я, Юрия Константиновича дочь, – ответила девочка. – Внука Сабурова.

– Сабур – это который Четам двоюродный брат? – встрепенулся Кудеяр. – Да мы же родственники! Мой прадед за Чета сестру свою отдал, у них детей трое родилось. Имение неподалеку от Костромы родовое.

– Какие же это родственники? – улыбнулась Соломея. – Седьмая вода на киселе.

– То смотря для чего, красавица, – живо возразил боярский сын. – Коли в Москве при дворе обитать, то одна семья, кровные родичи и помогать должны друг другу. Тянуть, возвышать, прикрывать. Родичи – они ведь завсегда лучшая опора! Ну, а коли свататься, то да, верно сказываешь. Какие мы родственники? Да никакие! Самое время породниться!

Девочка снова улыбнулась. Мысль о том, что Кудеяр Тишенков имеет полное право к ней свататься, показалась ей неожиданно приятной.

– У тебя хоть надел-то свой имеется, жених? – вроде как с насмешкой спросила она. – Куда жену молодую приведешь? Али весь твой дом седло да сабля?

– В новики в книгу Разрядную записан, значит, на службе. А коли служивый, земля полагается. Поместный приказ пару лет потянет, а опосля отрежет где-нибудь на Двине али в Каргополье. Куда они денутся? – резонно ответил паренек. – Все мы седлом и саблей начинаем, как же иначе?

– Иным новикам отцовская земля остается.

– Это коли един али двое. А коли четверо? На четверых самый богатый удел подели – и все нищими смердами вместо бояр окажутся…

Веселье Кудеяра заметно пригасло, и девочка поняла, что попала ему по больному месту. Видать, паренек как раз таким четвертым, младшим-безземельным, и оказался. Но пока она раздумывала, как утешить боярского сына, тот подался вперед, прищурился:

– Да это же Перунов дуб! Быстро сегодня добрались. Или за беседой так показалось? Рядом с тобой, красавица, вся жизнь как миг единый проскочит, только зазевайся! – опять взбодрился паренек, подмигнул Соломонии и побежал на корму.