Юлия Крен - Дочь викинга Страница 6

– Ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь! – произнес он, будто сплевывая слово за словом. Он не глядел на дочь, так же как и на Азрун.

«Откуда он знает, что я хожу в мужской одежде, если он даже не смотрит на меня?» – подумалось Руне.

Но хотя отец и казался смущенным, голос его был твердым.

– Этот Хрольф, вернее Роллон, как его теперь называют, настолько огромен, что ни одна лошадь не может нести его, и потому ему приходится ходить пешком, когда другие едут в седле. Он родился в Мере, на западе Норвегии. Роллон сын ярла, но исполнен желания стать более влиятельным человеком, чем простой ярл. И ему уже многого удалось добиться – сейчас все земли севернее Эпта находятся под его властью.

Руна не знала, что такое Эпт, и уж тем более не понимала, почему в голосе отца звучит восхищение. Эта Нормандия, в которой, как он полагал, ждала Руну ее судьба, была всего лишь областью, частью большой страны. По крайней мере, так поняла девушка.

Не отвечая на слова отца, она подошла к бабушке. Азрун уже опустила кулаки. Она крепко сжала руку внучки, и Руне показалось, что это свидетельство не силы, а напротив – слабости. Азрун цеплялась за нее, чтобы не дрогнуть. Тем не менее старушка старалась держаться прямо. Следуя ее примеру, Руна гордо вскинула подбородок.

– Я останусь здесь! – повторила она.

Рунольфр уставился на них. Он был возмущен.

– Неужели вы не понимаете? Я стал богатым. – Он ткнул пальцем в кожаный кошель, висевший у него на ремне. – Много лет я воровал оружие и продавал его Роллону и его солдатам. А теперь ему нужны люди, обычные люди, которые могли бы заселить Нормандию, завести там хозяйство и возделать поля. – Рунольфр поднял правую руку, показывая женщинам золотой браслет на запястье.

Бабушка отпустила ладонь Руны.

– Ну и что? Золотом сыт не будешь.

Брови Рунольфра сошлись на переносице.

– Ты, глупая старуха! – в ярости завопил он, замахиваясь.

«Бабушка!» – хотелось крикнуть Руне, но слова застряли у нее в горле. Девушка попыталась встать между отцом и бабкой, но не успела сделать и шагу, как Рунольфр уже очутился рядом с Азрун и его кулак обрушился на ее лицо.

Азрун даже не попыталась уклониться от удара. Она позволила Руне почувствовать свой страх, когда вцепилась в руку внучки, но Рунольфру она не собиралась показывать, что напугана. Удар был сильным, а тело старушки – таким легким. Она не упала на месте, а отлетела к стене и ударилась головой о доски, а потом повалилась на пол. Чепец съехал набок, и седые, тонкие, как паутинка, волосы растрепались. Изо рта тонкой струйкой потекла кровь.

– Бабушка! – завопила Руна.

Но Азрун уже ничего не видела и не слышала. Ее руки и ноги были вывернуты под странным углом, точно не были частью этого хрупкого тельца. Рот был открыт, но дыхания слышно не было. Сердце в груди не билось, глаза не открывались…

– Бабушка! – Руна обняла ее, прижала к себе и стала трясти.

Но ничто уже не могло заставить старушку встать.

– Я… я не хотел этого, – беспомощно пробормотал Рунольфр. От ярости в его голосе не осталось и следа.

Встав, Руна повернулась к отцу.

– Как ты мог… – ровным, бесцветным голосом произнесла она.

Договорить девушке не дали. Дверь с треском распахнулась, и на пороге в слабом вечернем свете показались трое мужчин.

– Корову я зарезал, – объявил покрытый шрамами человек, все еще ухмыляясь. – Больше мы не нашли ничего полезного. Удивительно, что кто-то смог пережить тут зиму.

В этот момент он увидел тело Азрун у стены, но улыбка не сошла с его губ, и Руна не знала, кого в этот момент ненавидит больше – отца или этого странного незнакомца.

– Я не поеду с вами! – закричала она. – Я останусь тут! Я останусь с бабушкой!

Она вновь начала трясти безжизненное тело, целовать лицо и руки старушки, но все было тщетно.

Руна не видела, как Рунольфр, тяжело ступая, подошел к ней и замер в нерешительности. Помедлив, он подхватил дочку за талию и поднял в воздух. Руна принялась отбиваться, болтая ногами.

– Я не уеду! – рыдала она.

Рунольфр забросил девушку на плечо. Она была сильной, но не настолько, чтобы состязаться с отцом. Слезы градом катились по ее лицу.

– Отпусти меня! – кричала Руна, когда отец нес ее к двери.

Девушка ударила его коленом, почувствовав при этом, сколько жира в его теле. Должно быть, в этой далекой Франции, север которой теперь принадлежал Роллону и его людям, и вправду было достаточно еды.

Рунольфр, охнув, сжал ее ноги, чтобы девушка не брыкалась.

– Отпусти меня!

– Да замолчи ты! – не выдержав, рявкнул Рунольфр.

Опять потеряв самообладание, он замахнулся, собираясь ударить дочь.

Руна, как и Азрун, не стала уворачиваться от удара. «Пускай он и меня убьет», – подумала она.

А потом ее мир, мир черных вод фьорда, мир белых гор и пропахшего дымом домика погрузился во тьму.

Руна проснулась от тихого плеска, словно камешек упал в воду. Ей показалось, что кто-то зовет ее, не громко и настойчиво, а тихо и как-то немного устало. Девушка прислушалась. Плеск сменился плачем, плачем ребенка, слишком слабого, чтобы выжить в этом жестоком мире. Или плачем старика, проливавшего свои последние слезы.

Но кто же звал ее?

Бабушка! Наверняка это бабушка! Руна подняла голову… и охнула от боли. Голова раскалывалась. Девушке показалось, что какая-то хищная птица вонзила когти ей в затылок и несет по воздуху в свое гнездо, чтобы скормить своим птенцам. Только через мгновение Руна поняла, что не летит, а лежит в узкой душной комнатенке. А плач, который она слышала, был вовсе и не плачем и не зовом ее бабушки. Это скрипел старый деревянный корабль, бороздивший волны, и звучно шлепали о воду весла в руках гребцов. Да, Руна была на корабле. На корабле своего отца?

Скрипели деревянные доски, противившиеся беспокойному морю. Руна осторожно коснулась мерно колыхавшегося пола, и кончики пальцев укололись о щепки.

Затем она поднесла руку к затылку и нащупала крупную шишку, немного сочащуюся сукровицей. Невзирая на боль, сейчас напоминавшую скорее внезапные удары молнии, нежели мерный нажим острых когтей, Руна смогла сесть, не заваливаясь набок, глубоко вздохнуть, вытянуть руки и ноги. В сущности, она была цела – ни переломов, ни растяжений.

– Папа? Бабушка?

Ее голос звучал хрипло, словно Руна слишком долго плавала в холодном фьорде или съела целую сосульку, одну из тех, что свисали зимой с крыши домика. Вот только девушке не было холодно, напротив, ее бросало в жар.

– Ты проснулась, – прошептал кто-то совсем рядом с ней.

Но это был не отец и не бабушка…

Руна повернула голову, и острая боль тут же ясно дала ей понять, что так делать не стоит. В щели между досками лился слабый свет. Потолок нависал у Руны над головой, и ей трудно было поверить в то, что в этой крохотной комнатке, нисколько не напоминавшей знакомый, привычный домик, можно было стоять выпрямившись.