Николай Дмитриев - Рубин из короны Витовта Страница 6

– Так. И дальше буду драться, – подтвердил Франтишек и вздохнул. – Вот только не знаю, как мы с тобою дальше жить будем… У нас же нет ничего, ведь мы с тобой бедняки…

– Мы? – удивлённо переспросила девушка, и Франтишек почувствовал, как её рука, лежавшая у него на груди, заметно вздрогнула.

– Так, мы вместе… – повторил Гайда и добавил: – Ты ж сама сказала, что не уйдёшь от меня.

– Нет, нет, уходить, – заволновалась девушка и неожиданно твёрдо заявила: – Мы не есть бедни. Совсем нет.

– Как это? – искренне удивился Гайда.

Вместо ответа девушка освободила руку, сунула её куда-то под одежду и неожиданно протянула к Франтишеку ладонь, на которой играл яркими отблесками пурпурный камень.

– Вот… Ты рубить шабля… Он падать… Я брать…

Гайда мгновенно вспомнил алмазное перо с этим камнем, что украшали головной убор знатного турка, и осторожно взял драгоценность. И то ли под действием бальзама, то ли от нового, отчего-то возникшего необыкновенно приятного ощущения, но за то время, какое Франтишек молча смотрел на щедрый подарок, рана, до сих пор неотступно мучившая его, наконец-то перестала ныть…

В прошлом ушлый меняла, а теперь солидный негоциант Соломон Барух был в чудесном настроении. Дела его шли как никогда хорошо, а две последние сделки принесли такую прибыль, что сейчас уже можно было думать о расширении дела. К тому же суконная мануфактура давала постоянный доход, и хитрый еврей уже намеревался завести собственное представительство не где-нибудь, а прямо в Венеции.

Всё шло к тому, что Барух всё больше и больше приближался к осуществлению своей мечты, которую вынашивал ещё тогда, когда самолично торчал на улице с кошелем, туго набитым обменной монетой. Мечта была на удивление незатейлива – Барух очень хотел заиметь когда-нибудь ювелирную мастерскую, причём совсем не для того, чтобы самому трудиться там, так как собственноручно он не умел делать ничего.

Конечно же он хотел стать хозяином, чтобы по собственному усмотрению распоряжаться изделиями, у которых, благодаря мастерству ювелира, ценность возрастает в несколько раз. Пока же кроме мануфактуры Барух имел солидный дом в центре города с конторой на первом этаже, где предпочитал сидеть сам, не в силах преодолеть давнего опасения, что кто-нибудь, чуть что не так, обведёт его вокруг пальца.

Двери конторы хлопнули, и Соломон, который как раз просматривал счета, поднял голову. К его удивлению в помещение уверенным шагом вошёл человек в простой, почти селянской одежде.

– Чего тебе? – подозрительно глянув на вошедшего, небрежно кинул Барух и только потом заметил на боку вошедшего рукоять.

Что это за оружие, или короткий меч, или ловко спрятанный грозный фальшион[15], понять было трудно, так как ножны на две трети укрывались в складках штанов. У Соломона мелькнула мысль, что к нему ворвался грабитель, и он, с перепугу сорвавшись с места, неловко шлёпнулся на пол, зацепив ногой бронзовый канделябр.

Мгновенно вскочив, Барух метнулся к выходу, но это ему не удалось, так как неизвестный загородил дверь и, откровенно издеваясь, приказал:

– Садись и не дёргайся.

Соломон, не сводя глаз с устрашающей рукояти, покорно попятился и, натолкнувшись на придвинутый к стене стул, наощупь сел. Неизвестный подождал, пока приказ будет выполнен, и всё так же издевательски спросил:

– Это мне правду сказали, что ты самый богатый меняла в городе?

Казалось, предположение Баруха начало осуществляться. От страха у Соломона отнялся язык, и он бестолково забормотал:

– Я, да… Я, нет…

– Так, вижу деньги у тебя и вправду есть…

Незнакомец вдруг приветливо улыбнулся и, видимо давая Баруху время опомниться, не взялся за рукоять, а сунул руку под одежду. Пока он там что-то выискивал, Соломон помалу пришёл в себя и, сообразив, что пока никто ни убивать ни грабить его не собирается, дрожащим голосом спросил:

– Простите, мне кажется, вы что-то хотели?..

– Так. Хотел.

Незнакомец подошёл ближе и неожиданно выложил на стол пурпурный камень, который сразу заиграл искристыми отблесками. Какое-то время Соломон зачарованно следил за игрой света на гранях, потом осторожно протянул руку и, поднеся камень почти к самому носу, принялся его внимательно рассматривать. Больше того, Барух достал из стоявшего на столе ящичка линзу и начал скрупулёзно изучать через увеличительное стекло каждую грань.

Окончательно убедившись, что держит в руке немалую ценность, Соломон подозрительно покосился на необычного посетителя и в конце концов отважился спросить:

– А вы… ваша честь, кто?

– Я?.. – Человек гордо усмехнулся. – Я шляхтич Франтишек Гайда. А тот камень, моя военная добыча.

Услыхав чешское имя и намёк на боевые стычки, Барух снова перепугался, однако на этот раз жадность победила, и он, как бы между прочим, поинтересовался:

– А что пан шляхтич хочет?

– Думаю, любой меняла хотел бы заиметь такой камешек, – усмехнулся Гайда и демонстративно взялся за рукоять.

Вот теперь всё встало на свои места и, ощутив некую уверенность, Соломон Барух скептически поджал губы.

– Ну что сказать пану… Вообще-то я мог бы его приобрести… Только вот цена… Кстати, а сколько пан за него хочет?

– Много хочу, – решительно заявил Гайда.

– Ну много, так много… – с самым безразличным видом согласился Соломон и начал доставать из стоявшего рядом со стулом сундучка большие серебряные талеры.

Искоса наблюдая за поведением шляхтича, Соломон выложил на стол десятка три монет, но потом, заметив насмешливую ухмылку шляхтича, добавил ещё пяток и нарочито вздохнул.

– Э, нет, – фыркнул шляхтич, и в его голосе прозвучала насмешка. – Я человек слабый. Мне цену украшения в талерах не поднять. Они, сам видишь, серебряные, тяжёлые…

– Но это хорошая цена! – честно округлил глаза Соломон.

– Ну ты… Меняла паршивый! – неожиданно грозно рявкнул на Баруха Гайда. – Ты из меня дурака не делай. Камень этот украшал тюрбан самого турецкого паши, которого я зарубил в честном поединке! И это, можешь мне поверить, было главным украшением его наряда. А он был дорогущий! Так что, плати золотом.

– Как золотом? – растерялся Барух, который никак не ожидал такого от простоватого на вид шляхтича, но всё равно попробовал настоять на своём. – Я говорю правду, моя цена хорошая…

– Хорошая, значит? – Гайда резким движением забрал со стола камень и чётко, со значением, заявил: – Или ты, паршивый меняла, даёшь мне настоящую цену в цехинах[16], или, чёрт бы тебя побрал, я сам еду в Нюрнберг!