Юлия Галанина - Принцесса лилий Страница 6

Всех, кто имел отношение к дому Риарио, старались убить, генуэзцев грабили. Ожили слова пророка Иеремии:

Безжалостно поглотил Господь Иаковлевы жилища,Ниспроверг в своем гневе укрепления Иудеи,Царя ее и князей осквернил, швырнул на землю,Во гневе своем срубил Он рог Израиля,Отвел назад десницу пред лицом супостата,Возжег в Иакове пламя, что все кругом пожирает.

Скалят пасть на нас все враги наши,Удел наш — страх и яма, опустошение и погибель.Из глаз текут слез потоки из-за гибели моего народа.

Воистину было так, как сказано Соломоном: «Видел я рабов на конях и князей, шагавших пешком, как рабы». В те дни мы только и уповали, что:

Копающий яму в нее упадет,И проломившего стену укусит змея.

Разбивающий камни о них ушибетсяИ колющему дрова от них угроза[6].

И решил я тогда, вторя мудрейшему, что лучше покоя на одну ладонь, чем полные горсти тщеты и ловли ветра. Понемногу все устоялось, и волею обстоятельств я перешел на службу нынешнему папе Иннокентию Восьмому.

— Да, — вздохнула Жанна. — То, что вам довелось пережить, очень трагично. Когда рушится установленный порядок и наступает мятежный хаос, жизни людей становятся совсем дешевыми…

— О, госпожа Жанна, — удивился протонотарий. — Вы не только очаровательная, но и удивительно умная женщина! Похоже, подобное и вам приходилось переживать?

— Да, к сожалению, — подтвердила Жанна. — Я бы хотела этого не знать, но пережитое не зачеркнешь. А почему вы собираете обломки старых статуй? Разве они достойны внимания служителя церкви?

— Церковь не оставляет без внимания ничего, что находится под солнцем, — заметил протонотарий. — А что касается собирания античных древностей, то и к этому, как ко многому другому, меня приохотил кардинал Риарио. Он отдавался сему занятию страстно и самозабвенно.

— Но ведь их делали язычники? — коварно спросила Жанна.

— Его Преосвященство считал, что Господь наш в своей непостижимой милости посылал Дух Божий и на этих бедных язычников, дабы руки их могли создавать подобную красоту…

— А меня удивил ваш рассказ о новом здании канцелярии… — заметила Жанна. — Я думала, кардиналы не должны играть в карты…

— Милая госпожа Жанна, — снисходительно осклабился протонотарий. — Вы руководствуетесь простодушными принципами мирян: мол, беги от греха и грехи тебя не догонят. Но разве это не есть проявление гордыни? Как же ты можешь знать, победил ли ты искус, ежели даже не прикоснешься к нему? И разве не высшая победа святого духа над дьяволом в том, что деньги, выигранные в презренной игре, пошли на благое дело во славу Церкви? Только так можно бороться с лукавым, давая ему бой на его же поле! Поэтому пастырь, пасущий души, не должен бежать мирских занятий. Нет, он должен по мере сил принимать в них участие, дабы внутри, в гуще событий направлять свою паству по пути истинному!

«То-то у папы Иннокентия Восьмого столько внебрачных детей…» — ехидно подумала Жанна.

Они подошли к перекрестку около дома булочника на одной улице и дома протонотария на другой.

Мимо медленно проехала повозка, запряженная громадными волами. На повозке были закреплены бочки.

— Знаете, госпожа Жанна, — сказал протонотарий. — Когда я вижу этих симпатичных животных, сразу вспоминаю папу Мартина Пятого.

Жанна уже собиралась свернуть на свою улочку, но остановилась и удивленно спросила:

— Почему?

— Вы не знаете историю его похорон? — постно поинтересовался протонотарий.

— Нет.

— Видите ли, знаменитый своей добротой папа Мартин Пятый, чувствуя, что скоро Господь призовет его, распорядился относительно своих похорон так: «Поставьте гроб с моим телом, — сказал он приближенным, — на простую повозку, запряженную четырьмя волами. Пусть они влекут ее туда, куда хотят. Где волы остановятся, там и похороните меня». И когда пришел день его смерти, все выполнили по его воле. По этим улочкам покатилась повозка без возницы, запряженная волами, а люди шли в отдалении. Долго волы возили тело папы по Риму, но в конце концов достигли Сан-Джованни-ин-Латерано. И только приблизились они к церкви, как двери сами собой распахнулись и зазвонили колокола на звоннице. Волы вовлекли повозку под своды храма, приблизились к алтарю и опустились на колени. И все поняли, что воля Божия вела их и направляла, указывая место успокоения бренных останков его вернейшего и преданнейшего слуги.

— Это так трогательно! — промокнула платочком сухие глаза Жанна и ступила на свою улочку.

Сначала Жанна воспринимала свои каждодневные хождения по ватиканским коридорам с юмором, потом в ней начало нарастать глухое раздражение.

Никаких видимых препятствий не было, но долгожданная аудиенция продолжала оставаться где-то в туманной дали.

Дело тянулось, тянулось и тянулось.

И конца-краю этому не было видно.

Сопоставив все факты и хорошенько поразмыслив, Жанна пришла к выводу, что главным препятствием на пути встречи ее с папой является не кто иной, как милейший протонотарий.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что к чему: плешивое духовное лицо сделало все, что было в его силах, чтобы затормозить Жаннино дело, и теперь спокойно ждет, чтобы она, Жанна, обратилась за помощью к своему благодетелю. Он охотно поможет в обмен на…

Вот стервятник! Плешивый, а туда же! Был бы он хоть чуточку менее плешивым…

А положение-то очень серьезное. Аудиенция нужна как воздух!

Жанна вспомнила мрачное, строгое здание инквизиции на площади Навона, и холодок пополз по спине.

Но ярость начинает клокотать в душе, как подумаешь, что эта плешивая мартышка со своими любезными улыбочками загнала ее, Жанну, в западню.

Позади тянет смолистым дымом высокого инквизиционного костра, а впереди сияют ворота спасения. Но ключ от них в руках у протонотария, который невозмутимо ждет…

Наверное, в этой уютной квартирке, сдаваемой почтенной четой булочников, побывал не один десяток дам-паломниц, желающих увидеть Папу Римского. Но раньше им приходилось сводить знакомство с телесными достоинствами плешивого святоши, да упадет кирпич на его плешь!

Жанна металась по комнате, пытаясь что-нибудь придумать.

Ничего не получалось.

Как ни крути, а при любом раскладе протонотарий неприступным бастионом закрывал доступ к папе. Стеной, которую не обойдешь, не объедешь!