Павел Комарницкий - Последний наказ Страница 6

Княгиня слушала его, и глаза начали оживать.

— Слышала и я про того Олексу да Марью его. Владушко мой мне баял как-то — она вновь слабо улыбнулась, на этот раз обеими уголками губ — Ладно, Вышатич. Прав ты, а я дура.

— Один мой знакомый как-то сказал: "баба дура, не потому, что дура, а потому, что баба" — попытался пошутить Ратибор. Вообще-то шуточка так себе, ну да какая нашлась…

— И знакомый-то у тебя тож философ…

— А то! Ну, может, и пожиже против меня… Но с трёхсот шагов промаха не даст, точно.

…

— Слышь, Ермил, а какое число нынче-то?

— Да, кажись, шестнадцатое. Точно, шестнадцатое.

Всадники негромко перекликались, кони продвигались вперёд рысью, скрипели полозья саней. Первей привычно держался возле саней, в которых ехала ижеславская княгиня, зорко озирал берега. Клязьма тут была речонкой довольно узкой, совсем не то, что могучая Ока. Густой ельник нависал над обеими берегами, мохнатые лапы вылезали, качались под порывами ветра над самой рекой. Самое место для разбоя.

— А ну, подтянись! Середины держаться! — зычный бас боярина раскатился над заснеженной гладью реки, сонным лесом. Почуял и боярин, значит, опаску имеет.

Обоз подтянулся, сани шли теперь впритык, след в след. Разговоры стихли вовсе, бывалые витязи расчехлили луки, закинули на спину колчаны-тулы, кто-то помоложе нервно грел в ладони рукоять меча. Возчики, из простых ратников, тоже приготовили оружие.

Вообще-то даже для большой шайки разбойников два десятка бывалых витязей — добыча крайне опасная. Но, с другой стороны, купцы сейчас тоже ходят большими обозами, саней до полуста и более. Все с оружием, и охрану неслабую нанимают. Да и смерть от голода в зимнем лесу куда хуже, чем от меча. И вообще, в этом деле всё решает внезапность.

Ратибор ещё додумывал свои мысли, а левая рука уже привычно выдернула лук из налучи, в то время как правая тянула из тула стрелу. Он спрыгнул с коня прямо в сани, придавив княгиню всем телом, и вовремя — рой стрел, выпущенных с каких-то сорока шагов, обрушился на отряд, по броне лязгнуло железо. Вскрикнул, зарычал Онфим — должно быть, стрела пробила кольчугу. Лошади взвились было, однако Онфим опытной рукой удержал их, несмотря на рану.

Время словно растянулось. Медленно, как во сне, вываливались на речной лёд из густого ельника разбойники — сразу с двух сторон, с рогатинами и топорами. Стрелки, тоже выступившие из чащи, уже вновь натягивали тетивы, готовясь повторить залп. Шайка была немаленькой, гораздо более полусотни разбойников, если не вся сотня.

А руки витязя уже делали своё дело, не дожидаясь команды головы. Он привстал и с колена пустил первую стрелу во вражеских лучников. А вдогонку вторую и третью.

Да, на этот раз разбойничкам, похоже, придётся трудно. Стрелков в шайке было не меньше тридцати, но большинство так и не успело повторить свой выстрел. Ответный залп буквально смёл их с лесной опушки, а ещё спустя пару мгновений стрелять стало и вовсе некому.

— В мечи! — зычный бас боярина Вячко разнёсся, наверное, до самого Владимира. Ну по крайней мере до Москвы, от которой отряд не успел уйти слишком далеко.

Команда была услышана и исполнена мгновенно — все верхоконные разом разделились на две равные группы и встретили набегавших разбойников клинками. Сам боярин тоже ринулся в бой, не щадя живота. И только возчики, княгиня и сам Ратибор остались в санях.

Ратибор посылал стрелу за стрелой, спокойно и чётко, как на ученьи. Лук ему сработал знаменитый мастер Лесина, живший под городом, в сосновом бору (мастер был угрюм и городской суеты и скученности не любил). Другие ратники-повозники тоже стреляли.

Кое-кто из разбойников имел кольчуги, но с такого расстояния от лука мастера Лесины защитить мог разве что немецкий рыцарский панцирь, и то далеко не всякий. Большинство же было просто зверовидными одичавшими мужиками, одетыми в грязные тулупы. Разбойнички валились снопами, на ходу теряя боевой пыл. И когда в их толпу врезались конные витязи посольской охраны, они с готовностью обратились в бегство.

Время восстановило свой нормальный ход, и Ратибор с удивлением обнаружил, что в туле нет ни одной стрелы. А было две дюжины ровно, между прочим. На лёд из лесу выкатилось до сотни разбойничков, но обратно в чащу успели юркнуть хорошо, если с десяток. А времени и всего-то прошло — гашник на штанах толком не распустишь…

— Как ты, госпожа моя? — Ратибор вдруг испугался, что примет она его за труса. Ну как же — все грудью в бой, а он с бабой в санях…

— Ты промазал ли в кого, Вышатич?

И сразу отлегло от сердца — так спросила…

— В одного промазал — сокрушённо повинился витязь — упал он нежданно. Хреновый из меня философ.

— Ха! Мне бы так-то… — Онфим зашипел и вытащил из окольчуженного плеча неглубоко засевшую стрелу с узким жалом бронебойного наконечника — Глянь-ка, бронь пробили, язви тя…

Витязи бродили среди валявшихся в беспорядке разбойничков, добивали раненых. Княгиня несмело улыбнулась, и Ратибору вдруг почудилось — среди серой декабрьской хмари проглянуло солнышко.

— Другого-то философа боле нету у меня, Вышатич.

…

— Леший бы забрал этих татей проклятых, душегубцев безглавых… Развёл князь Георгий нечисть на своей земле, не следит ни хрена…

— И на рязанской земле тати имеются, боярин — подал голос Ратибор.

— Наши тати почуяли, чем пахнет, в леса попрятались. А до тутошних, видать, не дошло пока.

Боярин Вячко был зол. Ещё бы — хотя убитых в отряде и не было, легко ранеными оказались почти половина. Сказался первый разбойничий залп, да и в рукопашной кого-то зацепили. Наскоро перевязав раны на морозе, отряд начал искать ночлег.

Они остановились в каком-то крохотном селении, в пять курных изб. И нашли-то её только по запаху дыма. Хотя деревушка-весь разместилась буквально у самой Клязьмы, с реки её было не видно — жители предусмотрительно не тронули лес у самой воды, и даже деревянных мостков было не видать.

Княгиню разместили в крохотной бане, даже без предбанника. Пожилая рябоватая хозяйка протопила баньку, после чего Ратибор отослал её, тщательно проветрил баню, выпустил дым и скутал, чтобы прогрелось дерево.

Он внимательно осмотрел дверь, сбитую из толстых, в ладонь, плах на крепких железных петлях. Гляди-ка, не пожалел хозяин, потратился… Витязь поднатужился, крякнул и снял дверь с петель. Забросил под банный полок.