Робин Янг - Отважное сердце Страница 6

— Они оказались перед неприятным выбором — или позволить править собой бастарду, или увидеть, как их земли разделят между собой три дочери. Вы ведь наверняка понимаете, в каком безвыходном положении они оказались, Ваше величество?

В словах Комина Александру почудился скрытый намек. Неужели лорд Баденох позволяет себе сравнивать нынешнюю ситуацию с той, что сложилась в Галлоуэе более полувека тому? Но прежде чем король успел принять какое-либо решение, с дальнего конца стола прозвучал холодный голос.

— Своими разговорами вы мешаете нашему любезному хозяину насладиться трапезой, сэр Джон. Совет закончен.

Взгляд Джона Комина метнулся к говорившему, однако наткнулся на безмятежный взор Джеймса Стюарта, сенешаля,[14] и маска холодного высокомерия на мгновение слетела с лица Рыжего Комина, обнажив уродливую враждебность. Прежде чем он успел открыть рот, в разговор вмешался Роберт Вишарт, епископ Глазго.

— Хорошо сказано, сэр Джеймс. Наши рты сейчас должны наслаждаться пищей и благодарить Господа нашего за его щедрые дары. — Вишарт поднял свой кубок. — Великолепное вино, милорд. Из Гаскони, не так ли?

Ответ короля потерялся в оглушительном раскате грома, от звуков которого собаки вскочили и встревожено залаяли, а епископ Сент-Эндрюсский расплескал вино.

Вишарт довольно расхохотался.

— Если это и впрямь Судный день, тогда все мы восстанем с полными желудками! — Он сделал жадный глоток, и уголки его губ окрасились вином. Епископ Сент-Эндрюсский, который был настолько же тощ и мрачен, насколько Вишарт тучен и громогласен, запротестовал было, но Вишарт перебил его: — Вам известно не хуже меня, ваша милость, что если бы каждый такой день был объявлен Судным, то мы бы уже воскресли не менее дюжины раз!

Король собрался заговорить, но тут заметил внизу в толпе знакомое лицо. Это был один из оруженосцев свиты королевы, шустрый и способный француз по имени Адам. Его дорожная накидка блестела в свете факелов, а темные волосы намокли от дождя и прилипли ко лбу. Когда Адам проходил мимо очага, король заметил, что от его одежды валит пар. Оруженосец поспешно взбежал на помост.

— Милорд… — Адам остановился перед королем, дабы отвесить церемонный поклон и перевести дух. — Я привез вам послание из Кингхорна.

— В такую погоду? — полюбопытствовал Вишарт, но оруженосец уже склонился к королю и что-то негромко зашептал ему на ухо.

Когда Адам выпрямился, уголки губ короля дрогнули в улыбке, и румянец со щек пополз ниже, на подбородок и шею.

— Адам, ступай и приведи Тома. Скажи ему, пусть захватит мою накидку и оседлает коня. Мы немедля выезжаем в Кингхорн.

— Слушаюсь и повинуюсь, милорд.

— Что-то случилось? — спросил епископ Сент-Эндрюсский, когда оруженосец поспешно удалился. — Королева, с ней…

— Ее величество пребывает в добром здравии, — ответил Александр, уже не сдерживая улыбки. — Она хочет меня видеть. — Он поднялся на ноги. Послышался скрип отодвигаемых скамеек и шорох ног, когда все присутствующие в зале вскочили со своих мест вслед за королем. Кое-кто из них расталкивал изрядно набравшихся соседей по столу, чтобы те последовали их примеру. Король поднял обе руки и возвысил голос, обращаясь к ним. — Прошу вас, оставайтесь. Это я должен покинуть вас. А вы продолжайте веселье. — Он махнул рукой своему менестрелю, который немедленно заиграл на арфе, и звуки музыки на мгновение заглушили вой ветра.

Когда король отошел от стола, путь ему преградил Джеймс Стюарт.

— Милорд, молю вас, подождите до утра, — негромко посоветовал он. — Сегодня неудачный день для поездки, особенно по такой дороге.

Тревога, прозвучавшая в голосе сенешаля, заставила Александра приостановиться. Оглянувшись, он заметил то же самое выражение тревоги в глазах остальных мужчин за столом, за исключением Джона Комина, который о чем-то негромко разговаривал со своим родственником, графом Бучаном. На мгновение король заколебался, уже готовый вернуться на свое место и кликнуть Гутреда, чтобы тот подал еще вина. Но другое чувство, намного более сильное, победило. Последние слова Комина еще звучали у него в ушах горьким послевкусием. «Вы ведь наверняка понимаете, в каком безвыходном положении они оказались?» Да, Александр понимал, пожалуй, даже слишком хорошо, поскольку вопрос о наследовании престола назойливо преследовал его последние два долгих года, с того самого дня, когда наследник, на которого он возлагал все свои надежды, сошел в могилу вслед за его женой, дочерью и младшим сыном. Со смертью старшего сына оборвалась и линия самого Александра, как песня, которую не успел подхватить хор. Теперь лишь слабое ее эхо катилось над Северным морем, порожденное его трехлетней внучкой, ребенком погибшей дочери и короля Норвегии. Да, Александр очень хорошо понимал неприятный выбор, вставший перед народом Галлоуэя более пятидесяти лет тому, когда их повелитель умер, не оставив после себя наследника мужского пола.

— Я должен ехать, Джеймс. — Голос короля прозвучал негромко, но твердо. — Прошло почти шесть месяцев с моей брачной ночи, а Иоланда до сих пор не понесла, сколько мы ни пытались зачать ребенка. Если сегодня она примет мое семя, то, Божьей милостью, в следующем году к этому времени у меня будет наследник. Ради этого стоит рискнуть и пренебречь грозой. — Сняв золотой венец, который был на нем во время Совета и праздника, Александр протянул его своему сенешалю. Проведя рукой по волосам, примятым золотым обручем, он пообещал: — Я скоро вернусь. — Помолчав, он добавил, не сводя глаз с Джона Комина: — А пока что скажи лорду Баденоху, что я удовлетворю прошение его зятя. — Глаза Александра сверкнули. — Но подожди до завтра.

По губам Джеймса скользнула понимающая улыбка.

— Милорд…

Александр пересек помост, шагая по грязным следам, оставленным оруженосцем, сопровождаемый блеском золота на своем ярко-алом платье. Привратник у входа поклонился и распахнул перед ним двойные двери залы, и король шагнул через порог, оставляя позади плач арфы.

Стоило Александру оказаться снаружи, как ураган набросился на него, словно разъяренный зверь. Струи ледяного дождя хлестали по лицу, ослепляя его, когда он принялся осторожно спускаться по ступенькам, ведущим во двор. Иссиня-черный полог неба разорвал зигзаг молнии, и король недовольно поморщился. Грозовые тучи нависали так низко, что, казалось, они задевают крыши зданий, выстроившихся перед ним вплоть до внутренних стен, за которыми начинался крутой спуск к наружным бастионам. Со своего места на возвышенности поверх зубчатых наружных стен Александру открывался вид на королевский Эдинбург: его дома теснились на склоне каменистой гряды, на самой макушке которой пристроился замок.