Александр Дюма - Отон-лучник Страница 6

— Вовсе нет, мессир, — отвечал Карл, — я не пропущу лишь одного — труса и предателя, с которым я посчитаюсь за его подлость и низость.

— В таком случае, поскольку меня касаться это не может, — отозвался Готфрид, — прошу вас подать лошадь вправо или влево, чтобы мы могли разъехаться достойно, как подобает людям нашего ранга.

— Ошибаетесь, мессир, — так же спокойно возразил ему граф Карл, — только вас это и касается. Ни один благородный и честный рыцарь не уступит дорогу низкому клеветнику.

В это мгновение священник кинулся к двум воинам и встал между ними.

— Братья, — воскликнул он, — неужели вы решитесь на смертоубийство?

— Вы ошибаетесь, мессир священник, — ответил граф Карл, — этот человек вовсе не брат мне и я не ищу его смерти. Если он сознается, что оклеветал супругу ландграфа Людвига Годесбергского, я не стану препятствовать ему: пускай себе едет на покаяние куда ему будет угодно.

— Хорошенькое доказательство невиновности графини, — насмешливо отозвался Готфрид, вообразивший, что перед ним Альберт, — сам же любовник и выступает в ее защиту!

— Ошибаетесь, — промолвил рыцарь, покачав головой, но не поднимая забрала, — я не тот, за кого вы меня принимаете, я граф Карл фон Хомбург. Вы ненавистны мне как всякий предатель, я презираю вас как всякого клеветника. Признайтесь, что вы солгали — больше мне от вас ничего не нужно.

— Эта история касается лишь меня и Господа Бога! — со смехом воскликнул Готфрид.

— Так пусть Всевышний и рассудит нас! — вскричал Карл, изготовившись к бою.

— Да будет так, — пробормотал Готфрид, опуская забрало и выхватив меч.

Священник принялся молиться.

Готфрид был отважным ратником и не раз доказывал свое мужество в Палестине. Но там он сражался во имя Господа, а не против него. И потому, хотя бой был долгим и жестоким, хотя Готфрид, прекрасно владевший мечом, бился яростно и отважно, он не мог совладать с Карлом, которому сознание своей правоты придавало силу; вскоре Готфрид рухнул, пронзенный ударом меча в грудь: панцирь не спас его от рокового клинка. Лошадь Готфрида, испуганная падением своего хозяина, кинулась прочь и вскоре исчезла за краем оврага.

— Святой отец, — спокойно обратился граф Карл к дрожавшему от ужаса священнику, — полагаю, у вас совсем немного времени, исполните же свой священный долг. Я предупреждал, что вам придется выслушать исповедь умирающего, так торопитесь же ее принять.

Промолвив эти слова, граф вложил меч в ножны и замер.

Когда священник подошел к умирающему, тот было привстал, опираясь на руку и колено, но так и не смог подняться на ноги. Священник снял с него шлем: на бледном лице рыцаря алели окровавленные губы. Карл с тревогой подумал было, что раненый не сможет говорить, но он ошибся: Готфрид сел, и священник, опустившись подле него на колени, выслушал тихую прерывающуюся исповедь умирающего. При последних словах Готфрид, почувствовав, что конец его близок, поднялся на колени, опершись на плечо священника, и воздел руки к небесам, повторяя: «Господи, Боже мой, прости меня!» Но едва он хотел произнести эти слова в третий раз, как испустил глубокий вздох и упал бездыханным. Он был мертв.

— Святой отец, — обратился граф Карл к священнику, — получили ли вы разрешение огласить только что услышанную вами исповедь?

— Да, получил, — отвечал священник, — но лишь одному человеку: ландграфу Годесбергскому.

— Так садитесь на моего Ганса, — предложил ему Карл, соскакивая с коня, — и отправимся к нему.

— Что вы такое делаете, брат мой? — удивился священник, не привыкший путешествовать столь роскошным способом.

— Садитесь, садитесь, святой отец, — настаивал граф, — никто не посмеет сказать, что такой несчастный грешник, как я, едет верхом, когда слуга Божий идет пешком.

С этими словами он помог священнику подняться в седло и, как ни сопротивлялся смиренный всадник, под уздцы повел скакуна к замку Годесберг. Добравшись туда, Карл, против обыкновения, доверил Ганса слугам и повел священника к ландграфу, по-прежнему сидевшему в том же кресле в той же комнате, хотя со времени отъезда Карла прошло уже семь часов. Заслышав шум шагов, ландграф поднял бледное лицо и с недоумением устремил свой взор на гостей.

— Брат! — обратился к нему Карл. — Этот достойный слуга Божий перескажет тебе исповедь, принятую им только что in extremis[1].

— Кто же умер? — вскричал ландграф, побледнев еще более.

— Готфрид, — отвечал рыцарь.

— Но кто убил его? — прошептал ландграф.

— Я, — ответил Карл и спокойно вышел из комнаты, притворив за собой дверь и оставив ландграфа наедине со священником.

Вот что поведал священник ландграфу.

В Палестине Готфрид познакомился с одним немецким рыцарем родом из-под Кёльна. Звали рыцаря Эрнест фон Хунинген. То был человек суровый и строгий. В Мальтийском ордене, куда он вступил пятнадцать лет назад, он славился своей горячей верой, честностью и отвагой.

В Сен-Жан-д’Акре, где оба они сражались бок о бок, Эрнест был смертельно ранен. Готфрид, увидев, что он рухнул наземь, вынес его с поля боя, а сам вновь ринулся на врага.

Когда битва закончилась, Готфрид вернулся к себе в палатку, чтобы переодеться, но едва он переступил порог, как за ним прислали от мессира Эрнеста фон Хунингена: тот чувствовал, что смерть близка, и непременно хотел повидать Готфрида.

Тот поспешил на зов и застал раненого в сильнейшей лихорадке (она вскоре и погубила его). Эрнест, понимая, что наступает его смертный час, попросил друга об одной услуге.

В молодости, когда ему исполнилось двадцать лет, он полюбил одну молодую девушку, и чувство его не осталось безответным. Но в семье он был самым младшим ребенком, у него не было ни титула, ни состояния, и потому ему не удалось получить ее в жены. В отчаянии влюбленные забыли, что им не суждено стать супругами, и от их любви родился сын, которому не дано было носить ни имени отца, ни имени матери.

Через некоторое время родители девушки принудили ее выйти замуж за знатного и богатого вельможу. Эрнест тем временем уехал. Добравшись до Мальты, он задержался там ровно настолько, чтобы успеть принять посвящение в рыцари Мальтийского ордена, и с тех пор сражался в Палестине. Господь вознаградил его отвагу: прожив жизнь в святости, Эрнест удостоился мученической кончины.

Эрнест передал Готфриду документ, передававший все его имущество сыну Альберту, всего на сумму около шестидесяти тысяч флоринов. Мать Альберта скончалась шесть лет назад, и потому рыцарь счел возможным открыть ее истинное имя, дабы облегчить поиски наследника. Матерью Альберта была графиня Ронсдорф.