Бернард Корнуэлл - Стоунхендж Страница 61

— Пойдём со мной на охоту, — сказал он Сабану.

— Твой брат не позволит мне, — сказал Сабан, кивая на копьеносцев, которые следили за ним по приказу Скатэла. Сегодня Сабан станет заложником главного жреца. Он сам удивлялся, почему он не сбежал ночью на восток, и он знал ответ — из-за Орэнны. Он любил её, и он не мог покинуть, даже если не мог ничего сделать, чтобы помочь ей.

Хэрэгг и Каган переправились через реку в выдолбленной из бревна лодке и исчезли среди деревьев. Через некоторое мгновение показался Скатэл из хижины Керевала. Главный жрец был одет в свой плащ с перьями, развевающийся на ветру. Его волосы затвердели от намазанной красной глины, на шее висело ожерелье из зубов морских чудовищ. За поясом были вложены в ножны два ножа. Лекан, следующий по старшинству жрец, оделся в плащ с капюшоном, сделанный из дублённой человеческой кожи, и иссохшие лица двух людей с болтающимися длинными волосами, свисали у него со спины. У другого жреца на голове были оленьи рога. Они с танцами двинулись от хижины, а ожидающие люди начали переступать из стороны в сторону. Барабанщик начал бить в барабан из кожи, раскачивание подхватило ритм, и кто-то начал петь. Камабан присоединился к танцу. Он был одет в плащ из оленьей кожи, и намазал лицо полосами сажи.

Скатэл указал на Сабана.

— Возьмите его! — приказал он, и дюжина изукрашенных красным воинов сомкнулась вокруг Сабана со своими копьями. Они погнали его к краю ямы, но перед тем, как они могли швырнуть его в её глубину, появилась Орэнна.

Её белое лицо было грустным и задумчивым, стройное тело было укутано в чистое шерстяное платье, а новое золото сверкало на её груди и шее. Волосы были гладко причёсаны, хотя ветер сразу же растрепал их, когда она медленно направилась к танцующим жрецам. Она не взглянула на Сабана, и опустив глаза на землю когда Скатэл позвал её, послушно повернула по направлению к выходу. Толпа охнула, и танцующие присоединились к процессии, сопровождающей её к Храму Моря.

Скатэл кивнул воинам, охраняющим Сабана, и двое из них стянули плащ с его плеч, а третий достал нож и разрезал его рубаху от шеи до нижнего края, сдёрнул её, и Сабан остался обнажённым.

— Прыгай! — приказал копьеносец.

Сабан оглянулся вокруг в последний раз. Камабан не смотрел на него, а Орэнна уже вышла за селение. Один из нетерпеливых воинов замахнулся на него, и он, уступив, спрыгнул в яму. Она была глубокой, и удар при падении был болезненным, а когда он поднялся, то увидел, что не может даже дотянуться до верхнего края ямы. Большая решётка из крепких толстых веток была уложена поверх его темницы, и закреплена на месте деревянными кольями, вбитыми в землю.

Слышались только завывания ветра и звуки барабана, затихающие по мере того, как процессия покидала селение. Один из двух копьеносцев, оставленных охранять Сабана, бросил мешок с водой сквозь решётку, и исчез, а Сабан сжался в углу, обняв руками колени и опустив голову.

Орэнна умрёт. А его будут истязать, ослепят и покалечат. Потому что золото ушло в Рэтэррин.

В Рэтэррине жрецы тоже признали этот день днём Летнего Солнца, и при приближении сумерек племя разожгло костры и начало приготовления к танцам быков и прыжкам через огонь. Дирэввин не принимала участие в этом радостном предвкушении. Она съёжилась в углу хижины Ленгара, скрытая от мужчин за кожаным занавесом. Она была обнажённой. На этом настаивал Ленгар, так как он наслаждался, унижая её, и называя шлюхой из Каталло. Она стала женой Ленгара, вынужденная выйти за него замуж в храме Слаола. Но в последние несколько месяцев любой из друзей Ленгара мог уединиться с ней, и она должна была идти с ними, или рисковала быть избитой. На её лице, плечах и руках было много шрамов, когда они спьяну избивали её. Джегар бил сильнее остальных, потому что она больше всех насмехалась над ним. Она насмехалась над ними всеми, так как это был её лучший способ защиты. Свернувшись калачиком, она лежала на земле за занавесом, и, прислушиваясь к беседе троих мужчин, почувствовала, как ребёнок зашевелился в её животе. Она знала, что это ребёнок Ленгара, и была уверена, что будет сын. Он должен родиться через два-три месяца. Из-за беременности мужчины уже потеряли к ней интерес, но всё ещё оскорбляли её. Ни один, однако, не догадывался о ярости, клокотавшей у неё внутри. Они были уверены, что покорили её.

Трое мужчин в хижине, Ленгар, Джегар и Ваккал, разговаривали о Каталло. Ваккал был предводителем воинов из Сэрмэннина, которые помогли Ленгару захватить власть. Теперь он хвастался голубыми татуировками как у воинов Рэтэррина, и свободно говорил на их языке. Он был одним из тех, кому было позволено уединяться с Дирэввин, когда бы он не пожелал, это было привилегией друзей Ленгара. Ленгар объявил, что Каталло готово для поражения. Племя никак не оправится от смерти Санны, и с её уходом, уверял Ленгар, колдовство, хранившее Каталло, исчезло. «Итак, поздним летом, — сказал Ленгар, — Рэтэррин вновь должен атаковать Каталло, но только на этот раз они сожгут селение своего врага. Они полностью разрушат их огромный храм, сровняют с землёй Священный Холм, и помочатся на могилы их предков».

— Ты слышишь, шлюха? — позвал Джегар. Дирэввин не ответила. — Злобная тварь, — сказал Джегар, и Дирэввин расслышала, как у него заплетается язык, и поняла, что он напился хмельного напитка Чужаков.

— Сегодня, — сказал Ваккал, — в Сэрмэннине сожгут невесту солнца.

— Может быть нам сжечь Дирэввин? — предложил Джегар.

— Слаол не захочет её, — сказал Ленгар. — Отдадим Слаолу шлюху, и он отвернётся от нас.

— Он не поблагодарит нас, — сказал Ваккал, — если мы не будем наблюдать за его заходом сегодня вечером.

На полях Рэтэррина уже были зажжены костры, а мужчины в шкурах быков уже ожидали среди деревянных столбов храма Слаола.

— Мы должны идти, — сказал Ленгар. — Оставайся здесь, шлюха! — крикнул он Дирэввин за занавеску. Он оставил одного из своих молодых воинов в хижине, чтобы охранять ценности, закопанные в полу и под большой стопкой ценных мехов.

— Если эта шлюха будет доставлять тебе проблемы, — сказал Ленгар молодому воину, — избей её!

Воин уселся возле очага. Он был очень молод, но уже имел две голубые татуировки в знак того, что двое воинов из Каталло были убиты им в битве на холмах Мадэна. Как и большинство молодых воинов, он преклонялся перед Ленгаром, потому что новый вождь сделал своих единомышленников богатыми, и заставил все племена бояться воинов из Рэтэррина. Юноша мечтал о собственных стадах и жёнах. Он мечтал о большой собственной хижине, и о героических песнях в честь своих подвигов.