Владимир Ковтун - Полет дракона Страница 62

180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.

В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).

Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:

Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?

От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.

Хорошо. Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?

После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.

Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.

Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.

Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.

Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.

Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.

Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих. Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.

Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?

Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности, посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.

И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.

Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.

Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.

«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».

Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью, живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.

У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и тайну Вселенского Одиночества. Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.

У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.