Владимир Малик - Фирман султана Страница 63

— Не все то можется, что хочется.

— Я не укоряю, Арсен. Даже рад, что Гамид остался живой. Отомстить ему — моё право!

Они долго и много говорили о будущем Златки, о возможности встречи с Младеном. Старый воевода обещал, что через несколько лет, когда рука уже не в силах будет держать янычарку, насовсем приедет в Дубовую Балку, где ему очень понравилось. Вспоминали Ненко, и каждый невольно думал о том, остался ли ага в живых после многократных штурмов Чигирина, или, может, сложил голову. А чаще всего вспоминали Анку, и эти воспоминания, грустные и светлые, ещё больше сближали их.

В жизни Златки и Арсена это было счастливейшее время. Миновали, канули в прошлое тяжёлые испытания и опасности, которые встречались на их пути. Отшумела, как грозовая ночь, опустошительная кровавая война… Их чувства, нежные, сильные, красивые, которые они не таили, переполняли молодые сердца. Златка расцвела ещё ярче. Глаза её, тёплые, синие, как летнее море, искали глаза Арсена и, встретив, не могли оторваться от них. Шутливо и с грустью она грозила милому, что поедет в Сечь и выпишет его из запорожского реестра, чтобы он всегда был с ней.

— Женщин в Сечь не допускают, — улыбался Арсен.

— Ничего, ничего. Я и до самого кошевого доберусь…

Но в Запорожье, конечно, выехал Арсен, а не Златка, и к тому же очень поспешно.

Неожиданно в хутор прискакал гонец и сообщил, что все запорожцы должны прибыть в Сечь на раду.

— Это ненадолго, — утешал Арсен Златку.

— Вдруг опять что-нибудь опасное…

— Ну какая там опасность! Выберем нового кошевого. Наверняка им опять будет Иван Серко, если только старина не заболеет… Выпьем на радостях несколько бочек горилки да меду — и по домам…

Златка ничего не сказала. Только глаза потемнели от тревоги за любимого.

Через несколько дней в Дубовую Балку заехали запорожцы из Лубен и Лохвицы, и Арсен с Романом отправились вместе с ними. Спыхальский тоже порывался, но ещё был слаб, еле бродил по хате. Печальным взглядом провожал всадников, сокрушался:

— Най бы мене шляк трафив, какое горе постигло человека! Ни тпру ни ну! Сиди, пан Мартын, на лежанке, как пёс на привязи… Тьфу!

ПОБОИЩЕ В СЕЧИ

1

Письмо запорожцев дошло до султана. Разъярённый неудачными походами на Чигирин, Магомет Четвёртый просто обезумел от неслыханной наглости каких-то бродяг, голодранцев, которые посмели так насмеяться над ним, самим наместником аллаха на земле. Драгомана из бывших полоненных казаков, который прочитал и перевёл письмо, велел немедленно казнить, а свиток желтоватой плотной бумаги бросил под ноги, в ярости топтал, а потом сжёг над свечкой.

— Я уничтожу Запорожье!.. — кричал в исступлении.

Истошный крик разнёсся по всем уголкам огромного султанского дворца. Вздрогнула дворцовая стража. Побледнели паши и чауши, упали ниц все, кто был в тронном зале, ожидая выхода своего повелителя.

— Сровнять с землёй эту гнусную Сечь! — ещё громче взвизгнул султан, оглядывая мутными от гнева глазами согнутые спины подданных.

Визирь, паши, великий муфтий, учёные муллы, чауши эхом откликнулись:

— Воля хандкара — воля аллаха!

В конце декабря, зимней студёной ночью, крымский хан, выполняя приказ султана, с сорокатысячной ордой и пятнадцатью тысячами янычар и спахиев, присланных по морю из Турции, тайными дорогами, известными только опытнейшим проводникам, подходил к Сечи.

Ещё в Бахчисарае он вместе с мурзами и эниш-ачерасом[58] Мурас-пашой обдумал, как уничтожить гнездо гяурских разбойников — Запорожскую Сечь. Все согласились с тем, что запорожцев надо застичь внезапно, когда они не ждут нападения и когда их в Сечи поменьше. Известно, что на зиму запорожцы расходятся по зимовьям, остаётся лишь шестьсот — семьсот человек для охраны крепости. Поэтому хан и надумал: нападение учинить в ночь на второй день рождества, рассчитывая, что запорожцы перепьются на праздник, будут спать как убитые и их легко будет перерезать, как свиней.

Хан горбится в седле, кутаясь в тёплый тулуп. Но мороз щиплет за нос и щеки, а свирепый северный ветер забирается под суконный башлык и вгрызается в тело.

Орда пробирается степью тихо. На последнем привале они вволю накормили коней, чтобы не ржали, приладили, приторочили все оружие, чтоб не было слышно бряцанья. Только глухой гул несётся над землёй от тысяч копыт, но и его ветер относит прочь от Сечи в ногайские степи.

Из темноты вынырнули два всадника. Подъехали к хану, поклонились. Хан натянул повод, остановился. Узнал мурзу Али из улуса Ширин-бея. Второй всадник держался позади.

— Великий хан, — сказал Али, — через два фарсаха Днепр. На той стороне — Сечь. Наш друг Чернобай говорит, что здесь должна быть казацкая застава. Я приказал передовому отряду остановиться…

— Хорошо. Но не будем же мы стоять здесь бесконечно. Возьми полсотни воинов, Али, проберись незаметно вперед, найди заставу. Чтоб ни одной души не выпустили! Мы должны подойти к Сечи незамеченными! Пусть Чернобай покажет дорогу.

— Повинуюсь, великий хан!

Всадники развернули коней, помчались в холодную темень ночи.

Вскоре все войско скопилось в глубоком овраге. Али с Чернобаем отобрали самых ловких воинов, спешились и тихо, друг за другом отправились вперёд. На вершину холма выбрались, прижимаясь к земле, притаились в зарослях сухой, полузанесенной снегом полыни. Дальше Чернобай пополз один.

Снег набивался ему в рукава, голенища. Позёмка секла лицо. Но он не обращал на это внимания. Как хищный лис, раздвигал острым лицом бурьян, принюхивался к морозному воздуху.

Вдруг замер: запахло дымом. Приподнял голову над бурьяном, осмотрел все кругом. В долине виднелась черная сторожка. Возле неё, на фоне темно-серого неба, вырисовывалась треногая вышка.

Бекет[59]! Запорожская застава!

Чернобай тихо свистнул. К нему подполз Али. Позади него, в сухих заснеженных стеблях травы, темнели лохматые малахаи татар.

— Али, застава… — прошептал Чернобай, показывая пальцем на сторожку. — На вышке никого нет. Холодно, все попрятались… А может, и спят… Возьми трех самых сильных батыров, мы с ними будем впереди. Остальные пусть двигаются следом!

Пять фигур направились к сторожке. Зажав в руке ятаган, Чернобай полз первым. Ещё издалека он заметил часового, который в тяжёлом овечьем тулупе дремал под навесом. Оттуда доносилось тихое конское ржание.

Чернобай подал Али знак, чтобы тот остановился со своими сейменами, а сам обошёл сторожку с противоположной стороны. Осторожно выглянул из-за угла. Убедился, что часовой спит. Тогда, пятясь, подошёл под навес, схватил казака за ворот и вонзил ятаган в спину. Часовой захрипел и упал лицом в снег.