Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник) Страница 64

– Да, в самом деле, это отличная мысль! – согласился турок. – Пойди, друг, освободи их всех, а я заставлю их работать при насосах.

Это только и нужно было поляку, боявшемуся, как бы Метюб или кто-нибудь из его людей не заметил раньше времени, что люк, закрывавший спуск в средний трюм, не заперт. Пока экипаж бежал к насосам, он со всех ног бросился к этому трюму. Там, на трапе, под самым люком, кучкой столпились пленники, тревожно прислушиваясь к тому, что делалось наверху.

– А где моя госпожа? – спросил Эль-Кадур, трясшийся, как осиновый лист, от боязни за герцогиню.

– Вне опасности. Не беспокойтесь о ней, – успокоил его поляк.

– Я хочу ее видеть! Где она? – настаивал араб.

– В больничной каюте. Отыщи ее и оставайся с ней, если хочешь. А все остальные следуйте за мной и берегитесь выдать себя неосторожным словом или движением.

– Где находится больница? – осведомился араб.

– На корме. Иди скорей туда. Там легко найдешь ее.

Пока араб бежал в указанное место, поляк повел остальных пленных к Метюбу, который при виде их крикнул:

– Веди их к насосам, друг!

– Я туда не пойду, – шепнул венецианцу стоявший рядом с ним Никола Страдиото.

– Это почему? – удивился Перпиньяно.

– Вы забыли, синьор, о галиоте, идущем за галерой на буксире? Я хочу поджечь и его, иначе он может быть отцеплен турками, которые и перейдут на него вместе с нами. Тогда все равно мы попадем в Гуссиф, и все наши труды пропадут даром, – быстрой скороговоркой пояснил грек.

– Ты прав. Молодчина! – одобрил его поляк.

– Итак, не заботьтесь обо мне и делайте свое дело. Я брошусь потом в воду и доберусь до берега вплавь. Там надеюсь увидеться с вами…

– Чего вы там копаетесь? – крикнул пленным Метюб. – Говорят вам: к насосам! Или вы хотите, чтобы я бросил вас назад в трюм и изжарил там?

Греки с дедушкой Стаке и венецианцем поспешили направиться к насосам, между тем как Никола, пользуясь суматохой, вернулся на среднюю палубу с намерением незаметно выскользнуть в воду через один из наружных люков и пробраться на галиот, шедший на длинном канате за галерой.

Огонь быстро распространялся, почти везде находя себе легкую добычу. Турки точно угорелые кидались из стороны в сторону, не слушая команды своего капитана и призывая на помощь Аллаха и его пророка. Когда христианские пленники начали работать насосами, то оказалось, что последние не действуют, что очень поразило пленников, которые не знали, в чем дело.

– Капитан, ваши насосы не действуют, – заявил дедушка Стаке проходившему в это время мимо них Метюбу.

– Как они могут быть испорчены сегодня, когда я еще вчера только испытывал их и они отлично работали?

– Этого я не знаю, капитан, но говорю вам правду. Можете сами удостовериться.

Турок испустил проклятие и крикнул своим людям, составившим цепь для передачи ведер с водой в горевший трюм.

– Эй, кто-нибудь! Подойдите и посмотрите, что случилось с насосами? Говорят, они испортились.

Трое матросов вышли и подошли к насосам. После минутного осмотра матросы в ужасе закричали:

– Да у них перерезаны стержни и сделать с ними сейчас ничего нельзя!.. Мы все погибли!

Дедушка Стаке взглянул на стоявшего неподалеку поляка, сохранявшего посреди общей сумятицы невозмутимое спокойствие, и прочел на его лице саркастическую усмешку.

«Понял, – пробормотал себе под нос старик, – это он устроил такую ловкую штуку…»

Несмотря на быстро распространившийся слух об испорченных насосах, экипаж все еще не терял надежды потушить пожар и без них. Эта надежда основывалась на том, что половина людей черпала воду прямо из моря ведрами, опускаемыми на веревках, а другая половина, образуя цепь, передавала ее на место пожара. Некоторые находили, что так даже удобнее, потому что ведра скорее наполнялись прямо в море, чем через насосы.

Между тем огонь разгорался все сильнее и сильнее, охватив смоляные бочки и пробиваясь вместе с облаками черного дыма на палубу, он угрожал перейти на мачты. Все усилия потушить бушевавшее пламя оказывались тщетными. Горели такие вещества, которые от воды только сильнее разбрасывали огонь, но не гасли.

Вся корма пылала, и дым уже проникал в батарею, так что никто не решался спуститься в нее из опасения задохнуться, на это отважился только один Метюб, желавший посмотреть, не угрожает ли огонь пороховой камере. Когда он убедился, что его опасения основательны, то приказал залить эту камеру водой, во избежание взрыва, который каждую минуту мог произойти от воспламенившегося пороха. С той же предусмотрительностью он приказал спустить на воду шлюпку, чтобы в случае крайности перебраться с галеры на галиот. Но вместе с тем он все еще не терял надежды спасти свой прекрасный корабль от окончательной гибели и принимал для этого все меры, какие только мог придумать.

Но надежда его была тщетна: пламя продолжало распространяться и уже охватило часть каютных помещений. Дождь головней и искр сыпался и на галиот, паруса которого каждое мгновение тоже могли вспыхнуть. Опасаясь, как бы туркам не удалось отстоять хоть это судно, их последнее убежище, Николо Страдиото, никем не замеченный в общей суматохе, доплыл до галиота, на котором тоже разбросал, где было нужно, разные горючие материалы с таким расчетом, чтобы все сразу загорелось и нельзя было бы спасти и это судно.

Видя, что не в силах бороться со страшной стихийной силой, овладевшей галерой, Метюб только что хотел распорядиться перейти на галиот, как его предупредил крик его людей:

– Загорелся и галиот!.. Мы пропали!

– Что такое? – спросил он, не веря своим ушам.

– Галиот тоже горит! – повторили матросы.

Все еще не веря этому новому несчастью, он с ловкостью настоящего матроса сам взобрался на одну из мачт и собственными глазами убедился в том, что последняя надежда на спасение исчезает в огне и дыме.

Никакие усилия не могли уже потушить этого плавучего костра, и энергичный капитан только напрасно заставлял своих людей терять силы и время, приказывая им делать то, что было совершенно бесполезно.

– Не пора ли уж нам и убраться отсюда, пока целы? – шепотом сказал дедушка Стаке поляку, столкнувшись с ним по дороге.

– Да, и я нахожу, что пора, – отвечал Лащинский. – Не знаешь ли, где Эль-Кадур?

– Возле своей госпожи, которая еще не выходила из больничной.

– Хорошо. Я иду к ним.

Навстречу ему бежал Метюб, на котором, как говорится, лица не было.

– Не пора ли нам перебраться на галиот? – спросил у него поляк, делая вид, что ничего не знает.

– Он тоже в огне! – с отчаянием в голосе ответил турок, хватаясь руками за голову, в которой у него начинало путаться ввиду угрожавшей страшной гибели. – Теперь осталось только одно: постараться добраться до берега в шлюпке, – прибавил он.