Игорь Болгарин - Под чужим знаменем Страница 66

Переступив с ноги на ногу, Кольцов обернулся к двери, упорно прислушиваясь к звукам в коридоре. Но там было по-прежнему тихо.

Казалось, все силы его, все нервы были натянуты до предела, каждый звук, каждый шорох держали его в непрестанном напряжении. Риск был чрезвычайно велик. Если бы кто-нибудь увидел его здесь, ничего другого не оставалось, как бежать. Бежать, когда только-только с таким трудом наладил работу, только начал приносить пользу…

А там, наверху, в кабинете командующего, снова откашлявшись, заговорил полковник Щукин, заговорил убежденно, с напором, торопливо, словно боясь, что его до конца не дослушают:

– Это слишком рискованная операция, Владимир Зенонович. Это почти немыслимая операция!

– На войне как на войне, полковник, – возразил Ковалевский. – Я так думаю, что эта операция по плечу Николаю Николаевичу?

– Я берег Николая Николаевича на крайний случай! На самый крайний случай, Владимир Зенонович! – отстаивал свое полковник. Было слышно, как он поднялся со стула.

– Падение Киева может во многом повлиять на исход всей военной кампании. Победы, как известно, окрыляют. – Голос Ковалевского то удалялся, то звучал громко, отчетливо: видимо, командующий медленно ходил по кабинету. – Победы поднимают боевой дух в войсках! А нам это сейчас очень необходимо… Вот и судите теперь сами, Николай Григорьевич, крайний ли это случай.

– Хорошо, Владимир Зенонович! – сдался наконец Щукин. – Я прикажу Николаю Николаевичу достать карты Киевского укрепрайона… Но не гарантирую, что это удастся… И не гарантирую, что Николай Николаевич сумеет после этого остаться на своем посту. – И после паузы добавил: – Вы по-прежнему настаиваете на этом?

Ковалевский подумал немного, твердо ответил:

– Выбора нет!

Дольше оставаться в комнате Кольцов не решался – его могли разыскивать. Он неторопливо вышел в коридор и снова отправился к телеграфистам.

Отобрав свежие телеграммы и на ходу непринужденно, как это и полагается адъютанту его превосходительства, перечитывая их, поднялся в приемную. Одна телеграмма – с передовой от генерала Бредова – заинтересовала его.

– Николай Григорьевич все еще там? – озабоченно спросил Павел у Микки, висящего на телефоне с очередной светской новостью.

– Да, – ничуть не отвлекаясь от разговора, беспечно бросил Микки.

Кольцов, однако, не стал ждать. Он решительно отворил дверь в кабинет командующего, поймал на себе недовольный, угрюмо-диковатый взгляд Щукина.

– Простите, ваше превосходительство!.. Кажется, нашелся сын полковника Львова! – доложил Кольцов, не удостаивая даже мимолетным взглядом замершего в негодовании Щукина.

– Что вы говорите?! – Командующий вскинул на адъютанта удивленные глаза. – Если это правда, я рад такой новости!

– Вот телеграмма с передовой! Генерал Бредов доносит, что к нему в штаб доставили мальчишку, который утверждает, что он – сын Львова. – В голосе Кольцова звучала неподдельная радость.

– Но… Как же он мог попасть на передовую? – спросил Ковалевский, обернувшись к полковнику Щукину.

Щукин недоуменно пожал плечами. От чьих бы то ни было личных переживаний он стремился тщательно отгораживаться.

И тогда Ковалевский решительно сказал:

– Вот что, капитан! Возьмите мою машину и поезжайте к генералу Бредову. На месте во всем разберетесь. Если мальчишка действительно сын полковника Львова – немедленно везите его сюда, ко мне. Я не оставлю его на произвол судьбы. – Носовым платком он вытер повлажневшие глаза, глухим сдавленным голосом добавил: – Михаил Аристархович… был моим другом… с детства… Жаль, не дожил… – и низко склонил голову, словно ее пригнула к земле тяжесть нахлынувших воспоминаний.

Кольцов неслышно закрыл за собою спрятанные в портьеры двери.

Возле штаба Кольцов, к своему удивлению, неожиданно увидел Ивана Платоновича Старцева. Постукивая тростью по булыжникам мостовой, он с видом больного человека, которому предписаны прогулки, медленно прохаживался по улице – видимо, ждал его. Встреча была незапланированная, и это не могло не встревожить Кольцова. Он прошел мимо старика, свернул в людный переулок, подальше от штабных окон. И только у старой афишной тумбы остановился, с преувеличенным, настороженным вниманием стал читать объявление о предстоящих гастролях в городе большой оперной труппы. Старцев встал рядом с ним.

– Что-нибудь случилось? – тихо спросил Кольцов.

– Контрразведка вышла на нашу эстафету. Человек, который направлялся к вам из Киева, арестован.

– Кто? – не отрываясь от афиши, продолжал спрашивать Кольцов.

– Не знаю… И не знаю, как будут держаться люди, арестованные на проваленной явке. – Старцев сердито обстукивал булыжники, будто тянулся глазами к нужному ему объявлению и, не находя его, сердился.

– Вам надо уходить! – прошелестело со стороны Кольцова.

– Непосредственной опасности еще нет. – Старцев уткнулся глазами в какое-то отпечатанное на машинке объявление.

«Случайность или предательство – этот провал? – лихорадочно думал Кольцов, разглядывая афишу. – Какая степень опасности грозит Ивану Платоновичу и Наташе? Можно ли им оставаться в Харькове? Как быть со связью?» На все эти вопросы ответа Кольцов пока не находил.

Связь с Киевом… На ее восстановление может уйти немало времени. Кольцов это понимал. Но сведения, которыми он располагал, ждать не могли. Они слишком важны. Вот он, видимо, и наступил, тот момент, который Фролов предусмотрел еще тогда, в Киеве. Запасной вариант связи…

По булыжной мостовой проехала извозчичья пролетка. Кольцов подождал, когда стихнет стук колес, и, видимо, приняв решение, тихо заговорил:

– Разыщите в депо паровозного машиниста Дмитрия Дмитриевича Кособродова. Запомнили? Скажите ему, что его брата Михаила Дмитриевича разыскивает однополчанин Петр Тимофеевич.

– Запомнил, – близоруко разглядывая какую-то занятную афишу, ответил Старцев.

– Спросите у Кособродова, налажена ли у него связь с Михаилом. Если налажена, передайте ему следующее… Запоминайте! Ковалевский просил Щукина добыть через некоего Николая Николаевича карты Киевского укрепрайона… Я не слишком быстро? – с неподвижно-безразличным лицом торопился сообщить Кольцов.

– Нет, нет, память у меня пока слава Богу! – отозвался, весело щурясь, Старцев.

– Щукин пообещал Ковалевскому сделать это. Щукин очень ценит Николая Николаевича. Вероятно, это штабной работник, в ряды Красной Армии внедрился давно, должно быть, военспец из бывших офицеров… Сообщение надо передать крайне срочно. В штабе Добрармии разрабатывается генеральное наступление на Киев.