Бог Войны (ЛП) - Корнуэлл Бернард Страница 67

Я обратил внимание, что Этельстан не обращается к христианам — он знал, что здесь, на правом крыле, стоят норвежцы и даны, готовые за него сражаться.

— Произнесите ваши молитвы, — сказал он, — сражайтесь, как умеете, и ваш бог сохранит вас, и обережёт. Он вас наградит, и то же сделаю я.

Его приветствовали, и он лукаво взглянул на меня, как будто спрашивая — ну, как тебе?

Я улыбнулся.

— Благодарю тебя, мой король.

Он отвёл меня на несколько шагов в сторону.

— Твои норвежцы не подведут? — спросил он, понижая голос.

— Тебя это тревожит?

— Это тревожит некоторых моих людей. Да, и меня тоже.

— Они сохранят тебе верность, мой король, — сказал я. — А если я ошибаюсь, Беббанбург твой.

— Если ты ошибаешься, мы все — покойники, — ответил он.

— Они будут верны, клянусь.

Он бросил взгляд на мой крест.

— А это?

— Женское колдовство, господин. Он принадлежит Бенедетте.

— Тогда я молюсь, чтобы это колдовство защитило тебя. Всех нас. Стеапа готов, и все мы должны теперь выстоять против врага.

— И победить, мой король.

— Да, и это, и победить.

Он развернулся и поскакал вдоль строя обратно.

И тут пришли враги.

Сначала мы их услышали. От глухого тяжёлого удара, казалось, долина содрогнулась. Это был удар барабана, огромного боевого барабана. Он пробил трижды, и третий удар стал сигналом — враги принялись колотить мечами по щитам. Они кричали, и всё это время стучал большой барабан, как сердце гигантской невидимой твари. Большинство моих людей сидели, но теперь поднялись и взяли щиты. Все пристально смотрели туда, где дорога скрывалась за невысоким хребтом.

Шум оглушал, но враг еще оставался невидим. Сначала я заметил появившиеся над хребтом флаги — длинную линию знамен с орлами, соколами, волками, секирами, воронами, мечами, крестами.

— У нас тут скотты, — сказал мне Финан.

Их синие флаги виднелись на левом вражеском фланге, а значит, люди Константина атакуют мою стену щитов. Парящий сокол Анлафа был на правом фланге врага — как мы и ожидали, его главные силы ударят слева.

— Судьба к нам благосклонна! — воззвал я к своим людям. — Она послала нам скоттов! А сколько раз мы их били? Они увидят нас, волков Беббанбурга, и струсят!

Мы произносим перед боем чушь, необходимую чушь. Мы говорим своим воинам то, что они хотят слышать, но только боги решают, что будет.

— Возможно, меньше лучников? — пробормотал Финан.

Скотты использовали лучников, но мало. Я поднял взгляд на небо и увидел сгустившиеся тучи на западе. Быть может, опять пойдёт дождь? Ливень ослабит тетивы.

— Ты точно хочешь, чтобы твой сын стоял в переднем ряду? — спросил Финан.

Своего сына — единственного, с болью подумал я — я поставил в самой середине своих.

— Он должен там быть, — сказал я. Должен, потому что станет следующим лордом Беббанбурга, и все должны видеть, что он подвергается такому же риску, как те, кого он ведет. Когда-то там, в центре первого ряда стены щитов, стоял и я, но возраст и благоразумие теперь удержали меня вне строя. — Он должен, — повторил я, а потом добавил: — Но я поставил рядом с ним хороших воинов.

И тут же забыл об опасностях для сына, поскольку на горизонте показался враг.

Первыми двигались всадники, около сотни, растянутые в длинную колонну, некоторые несли треугольные вымпелы норвежцев. За ними двигалась стена щитов, огромная, через всю долину. Щиты всевозможных цветов — чёрные из Страт-Клоты шли рядом со скоттами Константина, а лес наконечников копий над ними отражал неяркое солнце. Враги остановились на гребне холма, они колотили в щиты, выкрикивали оскорбления, и я понимал, что каждый в моём строю пытается сосчитать, сколько их. Конечно, это было невозможно, они стояли чересчур плотно, но я решил, что перед нами не менее пяти тысяч.

Пять тысяч! Но может быть, страх — причина того, что враг выглядит таким многочисленным? Да, глядя на эту орду, орущую и стучащую по щитам, я боялся. Я напоминал себе, что Гутрум привёл в Этандун почти столько же, и мы их побили. Тогда его люди, как воины Оуайна из Страт-Клоты, несли чёрные щиты. Это знамение? Я помнил, что после той битвы кровь на поверженных чёрных щитах была не видна.

— Похоже, шесть рядов, — сказал Финан. — А может, семь?

У нас было три, и совсем мало воинов в скудном четвёртом. А вражеские ряды, растянутые по хребту, ещё сплотятся там, где сходятся реки. И мало выбить передний ряд стены щитов, строй ломается, если смять все шесть-семь, или сколько их там. В горле пересохло, меня мутило, сводило мышцы на левой ноге. Я тронул серебряный молот, поискал знак на небе, ничего не увидел и сжал рукоять Вздоха змея.

Враги поставили свои щиты наземь, на нижние рёбра. Щиты тяжёлые, рука со щитом устаёт быстрее той, что с мечом. Воины продолжали бить по щитам мечами и древками копий.

— Они не двигаются, — сказал Финан, и я понимал — он говорит только потому, что встревожен. Все мы беспокоились. — Они считают, что мы нападём? — спросил он.

— Надеются, — буркнул я.

Конечно, они надеялись, что мы атакуем первыми, потащимся вверх по пологому и вымокшему склону. Но хотя Анлаф, несомненно, считал Этельстана глупцом, раз тот согласился биться на этом поле, он, видимо, понимал, что мы останемся в низине. Перед поставленными наземь щитами разъезжали взад-вперёд вожаки, останавливаясь, чтобы воодушевлять речью воинов. Я знал, что они говорят. «Посмотрите на ваших врагов, их совсем мало! Смотрите, как они слабы! Вы видите, мы с легкостью их разобьём! Представьте, какая вас ждёт добыча! Рабы и женщины, скот, серебро, земля!» Я слышал гул одобрительных криков.

— У скоттов полно копейщиков, — произнёс Финан.

Я не ответил. Я думал о Скульд — о норне, выжидающей у подножия Иггдрасиля, исполинского ясеня, поддерживающего наш мир. Я знал, какие острые у Скульд ножницы. Некоторые верят, что во время битвы Скульд покидает Иггдрасиль, чтобы, летая над полем боя, решить, кому жить, а кому умереть. Я посмотрел вверх, словно ожидал увидеть там пепельно-серую женщину с огромными крыльями и с ножницами, сверкающими, как солнце, но видел лишь тяжёлые серые тучи.

— Господи Иисусе, — пробормотал Финан, я оглянулся и заметил, что по пологому склону на нас скачут всадники.

— Не обращать на них внимания! — приказал я своим воинам. Приближающиеся всадники — глупцы, жаждущие единоборства. Они стремились унизить нас, снискав себе славу. — Держите щиты ровно, — крикнул я, — не обращайте на них внимания!

Среди тех, кто явился бросить нам вызов, был Ингилмундр, в правой руке он держал сверкающий меч, Косторуб. Увидев меня, Ингилмундр свернул в нашу сторону.

— Пришёл умереть, лорд Утред? — выкрикнул он.

Его чёрный жеребец приблизился к скрытым ямам, которые мы подготовили, но в самый последний момент всадник повернул и двинулся вдоль строя моих воинов. Он выглядел великолепно — кольчуга отполирована, белый плащ, сбруя сияет золотом, а шлем венчало воронье крыло. Он улыбнулся, указывая на меня острием Косторуба.

— Лорд Утред, выходи и сражайся!

Я смотрел на реку, намеренно пренебрегая вызовом.

— Что, смелости недостаёт? Всё правильно, бойся! Сегодня день твоей смерти. Сегодня все вы умрете! Вы овцы, идущие на убой. — Он заметил треугольный стяг с орлом Эгиля. — А вы, норвежцы, — теперь он перешёл на норвежский, — думаете, сегодня вас будут любить боги? Они наградят вас болью, страданием, смертью!

В рядах Эгиля кто-то шумно выпустил газы, что вызвало громкий смех. Потом воины принялись стучать по щитам, и Ингилмундр, не сумевший никого спровоцировать, развернул коня и помчался влево, к мерсийским войскам. Однако из тех воинов тоже никто не повёлся на подстрекательство. Они опустили щиты и молча стояли, глядя на насмехающегося врага. А к нам приблизился всадник с черным щитом Оуайна. Он молча плюнул в нашу сторону и развернулся.

— Он нас считал, — сказал Финан.