Поль Феваль - Королева-Малютка Страница 7

– Конечно, – ответила она, – и я буду любить вас, если вы заплатите мне, да еще как!

Услышав эти слова, Жюстен испытал своего рода облегчение. Мы не станем утверждать, что он влюбился: это было бы или слишком верно, или слишком глупо. Скорее, речь шла о том, что внезапно на него снизошло некое безрассудное ослепление, хотя он и не потерял контроля над собой. И он обрадовался, поняв, что может справиться с этим наваждением.

– Вы хотите разбогатеть, – произнес он.

– Не для себя, – живо ответила девушка-дитя, – для моей малышки.

– Вы мать… уже! – удивленно воскликнул студент. Она расхохоталась.

– Нет, нет, – успокоила его она, – у меня еще нет моей крошки… но я собираюсь выйти замуж, чтобы она у меня появилась, и я буду обожать ее.

Это было сказано с такой неистовой страстью, что Жюстен невольно потупился под ярким взором огромных лучистых черных глаз Лили.

Она была удивительно прекрасна.

Воцарилась тишина; когда Жюстен снова заговорил, голос его дрожал.

– Лили, – сказал он, – я не хочу да и не могу ничего хотеть от вас; я просто дам вам все, чтобы вы смогли, как того хотите, пойти к директору театра…

Она захлопала в ладоши.

– Как, прямо сейчас? – не дослушав его, закричала она.

Жюстен достал из кармана бумажник, где лежало три билета по сто франков. Накануне он получил свой пенсион.

В подобной ситуации развязка могла быть только одна: милостыня.

Жюстен подтвердил:

– Прямо сейчас! – и положил на колени Лили три билета по сто франков.

Там, в поселке старьевщиков, все прекрасно знали, как выглядят банковские билеты. Видели их там не часто, зато говорили о них постоянно. В этом была поэзия и притягательность ремесла: найти банковский билет!

Фиакр ехал по набережной мимо Отель-Дье. Лили была красна, как вишня; ее длинные изогнутые ресницы не могли скрыть пламени, полыхавшего в ее взгляде. Жюстен сделал кучеру знак остановиться. Лили спрыгнула на мостовую и убежала.

Кучер снова усмехнулся – он всю дорогу внимательно наблюдал за странной парочкой.

Что же касается нашего студента, то он пребывал в полной растерянности; наконец он без сожаления спрятал бумажник и спросил себя:

– Интересно, почему я отдал ей триста франков? Это было совершенно нелепо. В Париже не найдется и десяти миллионеров, способных на такой поступок.

Жюстен глубоко вздохнул, однако это не был вздох ни раскаяния, но сожаления о проявленной щедрости.

Перед его глазами стояло видение: Лили, преображенная настолько, насколько могут преобразить женщину три банковских билета по сто франков.

На три банковских билета по сто франков не оденешь ни графиню, ни даже добропорядочную мещанку, но на три банковских билета по сто франков преобразишь уличную плясунью или весьма достойно прикроешь наготу девушки-ребенка.

Как вы догадываетесь, кучер, довезя молодого человека до дверей его жилища, с весьма непочтительным видом принял от Жюстена плату.

Жюстен поднялся к себе в комнату: она показалась ему мрачной и пустой. Он ощутил в сердце страшную пустоту – чувство, которое остается после разрыва старой и глубокой дружбы.

Не следует забывать, что он провел вместе с Лили целых полчаса.

Предаваясь мечтам, он бросился на кровать; он чувствовал такую усталость, какой не испытывал после самых шумных пирушек. Он даже не попытался вернуться к работе: Рогрон был лишний, экзамен – забыт.

Остров молодости, именуемый Латинским кварталом, населяют в большинстве своем хорошенькие и веселые девушки, хотя, как и повсюду, здесь можно встретить и невероятную дурнушку. Жюстену оставалось только выбирать: либо из самых страстных, либо из самых хорошеньких. Однако напрасно он пытался воскресить в памяти своих очаровательных партнерш по танцам. Перед его взором неизменно стояла странная полуобнаженная красавица Лили.

Он видел ее нищенское платье, донельзя изношенное, не столько прикрывающее, сколько обнажающее идеальное совершенство ее тела, видел томные черные глаза с ясным и отважным взором, чистый лоб, скрывающийся под спутанными роскошными светлыми кудрями. Эта дикарка убежала, даже не поблагодарив, – как собачка, которой кинули кость.

Приключение было нелепым и бессмысленным и оставило после себя привкус горечи.

Но самое невероятное, что сквозь горькую пелену стыда, раскаяния и отвращения упорно пробивался росток мечты – сверкающей и нежной.

Мать Жюстена – благородная, добрая, любящая – издалека снисходительно взирала на детские шалости сына. Как все матери, она утешала себя пословицей: молодо-зелено, юность – проходящий недостаток. Единственное, чего она постоянно боялась – это серьезной привязанности, которая может наложить тяжелый, а значит, неизгладимый отпечаток на будущее сына, или – еще хуже! – связать его по рукам и ногам узами Гименея.

До сих пор Жюстен с легкостью избегал связей, готовых в любую минуту обернуться цепями брака, и навязчивая идея матери казалась ему по меньшей мере странной.

Сегодня мысль, пугавшая мать, впервые посетила его. Почему именно сегодня, а не, к примеру, вчера? Почему именно тогда, когда речь шла о самом невероятном и мимолетном из всех нежных видений?

Разумеется, на первый взгляд приключение было если и не забавным, то уж никак не опасным. Жюстен подал нищенке милостыню несколько более щедрую, чем полагалось, – и все; от этого пострадал только его кошелек. Он больше никогда не увидит ее – на это с любым бы поспорил, ставя сто против одного: ведь она даже не удосужилась спросить, как его зовут!

Давно миновала пора обеда, а Жюстен по-прежнему лежал на кровати, словно тяжелобольной. Он и в самом деле чувствовал себя больным. Каждый раз, когда на лестнице раздавались шаги, сердце его учащенно и тревожно билось.

Что ж, у каждого бывают неудачные дни, и никто не застрахован от приступов лихорадки.

Вечером Жюстен оделся и вышел. Сделав над собой поистине героическое усилие, он поборол головокружение и отважно спустился по лестнице.

Однако едва он оказался на улице, как вдруг пошатнулся и громко вскрикнул от неожиданности.

Перед ним стояла элегантная молодая девушка, одетая в простое, но со вкусом подобранное черное платье.

Лили очаровательно улыбалась, сверкая жемчужными зубками из-за прелестных розовых губок.

– Как вы меня находите в этом наряде? – спросила она.

Жюстен находил, что она просто божественна, но не смог произнести ни слова. Она прибавила:

– Я слышала, как вы давали свой адрес кучеру, но не знала, как вас зовут, и поэтому не могла справиться у консьержки. Я жду вас здесь с полудня.

– Целых шесть часов!.. – ужаснулся Жюстен.