Нина Строгая - В аду Страница 7

Поморщившись от этого зрелища, Кестер прижал голову к холодному камню и закрыл глаза. Он почувствовал капли дождя – тяжелые, частые, они падали ему на лицо. И вот уже превращались в струи, а те – в потоки, и были они теплыми, даже горячими, что, однако, совершенно не удивляло Кестера – расслабленного мгновенно – без мысли, без воли, без сил – одним лишь приятным, согревающим их действием. Чуть приоткрыв веки, барон увидел, что его тонкая белая рубашка, штаны, сапоги – весь он залит кровью. Но это была не его кровь – ему не было больно, не было страшно, наоборот, он испытывал какое-то странное, неизвестное доселе, все возрастающее удовольствие. Облизав потрескавшиеся губы, Кестер почувствовал соленый, железный вкус, который очень ему понравился, и снова подставил лицо дождю.

Внезапно пред взором его возникли образы жестоких мучителей: графа, пленившего его, зверюги-конюха, грубой, грязной челяди – всей ненавистной компании, что населяла вражеское гнездо. Они представились Кестеру так отчетливо, так живо, что он вновь весь затрясся, сжимая кулаки и скрежеща зубами, но не объятый ужасом, а исполненный злобы – нет! ненависти и возбужденья. И красивые зеленые глаза его загорелись хищным блеском. Теперь он знал. Он понял, что избавит его от кошмаров. Кестер не заметил, как кончился дождь, и все сидел во дворе и снова, и снова представлял себе своих врагов, однако теперь уже совершенно в ином свете.

Таким вот задумчивым, мокрым, злым и дьявольски красивым нашел молодого барона Гриффит.

– Я видел знак, – тихо произнес Кестер. – Я должен распять… их всех.

– И это избавит тебя от кошмаров, друг мой? – снова читая его мысли и так же тихо спросил Гриффит.

– Ты будешь со мной? – откинув со лба прядь мокрых волос, Кестер поднялся и почти вплотную приблизился к Гриффиту. Тот, предупредив следующий шаг барона, заключил его в крепкие, братские объятья.

– Теперь всегда, Кестер. Теперь всегда, – еще тише, чуть только различало ухо, отвечал друг и, глядя через плечо барона куда-то вдаль, улыбался… своею неизменной, своею опасной улыбкой.

Собрав небольшое войско, состоявшее из сильных, смелых, однако напрочь лишенных совести и чести, словом, отъявленных бандитов, промышлявших в окрестных с владениями Харшли землях, хорошенько натаскав их, как натаскивают волкодавов драть на части дикого зверя, Кестер отправился в поход. Дорога была долгой и утомительной – особенно для беременной уже четвертый месяц Карен. Девушка тяжело переносила свое положение, а также то, что Кестер потащил ее с собой, и не потому что скучал и хотел видеть рядом, а потому что она была частью его коварного плана и должна была помочь проникнуть в замок врага, избежав штурма. Карен умоляла брата не вовлекать ее в это дело, которое, как она догадывалась, должно было закончиться чем-то невероятно чудовищным. Но Кестер остался глух к ее мольбам, а то, что девушка носила под сердцем его ребенка, не только не побуждало барона к состраданию, а даже наоборот теперь – отталкивало, ведь с тех пор, как живот Карен стал заметным, Кестер начал испытывать к сестре нестерпимое чувство брезгливости и отвращения.

Зима не сдавалась. И в дороге путников застиг снежный буран: даже мужчинам трудно было не согнуться под резкими ударами ветра, а уж бедная Карен, та еле держалась в седле и уже теряла сознание. Пришлось Кестеру набросить на девушку еще один плащ, посадить перед собой и согревать теплом своего тела.

– Только попробуй сдохнуть, тварь, – шептал он сестре на ухо, и Карен от этих жестоких слов мерзла еще больше и еще сильнее болела.

Наконец они достигли замка, который неприступною черной громадой возвышался на фоне такого же мрачного неба. Кестер с воинами остался у крепостных стен, и вьюга была им хорошим помощником, поскольку ни храпа лошадей, ни бряцанья мечей совершенно не было слышно – все поглощалось страшным воем и стенаниями.

– Вы кто? Вам что надо? – беззвучно, только лишь взглядом – подозрительным, хмурым, усталым – спросил охранник, отворив маленькое смотровое оконце, после того как Гриффит и кулаком, и сапогом несколько раз сильно постучал в ворота.

– Графине нужна помощь. Мы думали успеть в город до темноты, но она не в силах продолжать путь…

Охранник внимательно оглядел покрытую с головы до ног снегом, дрожащую в седле Карен и двух таких же запорошенных, насупившихся молодцов, лошади которых, оббивая копытами твердую ледяную корку, тихо ржали и фыркали, потряхивали заиндевевшими мордами.

– Сколько вас? – терзался сомнением охранник.

– А ты не видишь, остолоп? Я, моя госпожа и двое слуг. Ну же, открывай, или ты хочешь, чтобы сестра герцога замерзла у ворот? – и ловко протянув руку в оконце, Гриффит схватил охранника за ворот. – Эх, быть вам всем повешенными сегодняшним же утром, – осклабился он.

И та уверенность, с которой говорил Гриффит, и магической силы его улыбка возымели, наконец, действие.

– Я должен испросить разрешения, – буркнул охранник.

– Ну, так чего же ты ждешь, ступай быстрее, – выпустив воротник из рук, совсем уже нежно пропел Гриффит.

Охранник слово в слово передал хозяину просьбу Гриффита, а также описал его благородную наружность и состояние девушки, которое даже издалека казалось плачевным. Внимательно выслушав запинающегося слугу, граф, всецело сознавая, что, оказывая в недавнем прошлом поддержку прежней, проигравшей в войне власти, он и все его люди находились в числе тех, кого спокойно могли подвергнуть суровому наказанию, решил-таки впустить незваных гостей, прикрывающихся именем нынешнего господина страны.

Ворота открыли, и Гриффит, поддерживая под руку Карен, которая готова была вот-вот лишиться чувств, проник, наконец, в замок, и двое его головорезов следовали за ним.

В большой нагретой камином зале их встретил граф: средних лет, невысокий, заметно – чревоугодник, с явственно теперь проступающим во взгляде и движениях напряженьем, тревогою даже. И жена его: стройная, юная, золотоволосая, чем-то похожая на Карен внешне, однако – радостная, здоровая, беззаботная – вся светящаяся изнутри.

– Не могли бы вы уложить графиню, – сухо и строго не то попросил, не то приказал Гриффит, передавая измученную Карен в руки хозяйки и служанки, возникшей вдруг откуда-то из темного угла.

– Обо мне не беспокойтесь, – продолжал он, – ничего не надо. Мы можем расположиться прямо здесь, – Гриффит обвел взглядом залу. – Надолго мы вас не стесним и с рассветом отправимся…

Хозяин замка застыл в недоумении, иль будто бы под гипнозом, каким-то заклинаньем – он никак не мог решить, как относится к тому, что в доме его приказывает неизвестный: возмутиться ли, или все же предложить гостям поужинать. Но так ничего не решил – оставил Гриффита с его людьми и тихо удалился в свои покои.