Николай Черкашин - Агентурная кличка – Лунь (сборник) Страница 7

– А где вы видели аккуратных свиней? – спросил Дик.

– Как где?! – воскликнула Моника. – А боши?! Самые аккуратные свиньи в мире.

Лизетт попросила Майкла рассказать еще один анекдот про Бэрримора.

– В Лондоне наводнение. Темза вышла из берегов и затапливает дома. Перепуганный Бэрримор вбегает в кабинет хозяина: «Наводнение! Вода уже поднимается на второй этаж!» Хозяин: «Стыдитесь, Бэрримор, вы же англичанин!» – «Понял, сэр!» Бэрримор выходит из кабинета и через минуту распахивает дверь, пропуская первые потоки воды: «Темза, сэр!»

– Я просто влюбилась в вашего Бэрримора! – захлопала в ладоши Лизетт.

– Ты просто влюбилась в нашего Майкла! – засмеялся Дик и тут же получил от Лизетты щелчок в лоб.

– Однако нам пора! – заметила Моника и сложила в корзинку остатки трапезы.

Через два часа они въехали в густой соснячок и свернули на лесную тропу, которая вывела их к роднику, бившему из-под большого серого камня. Здесь они сделали еще одну передышку, растянувшись на сухой хвое – многокилометровый пробег сказался даже на тренированных летчиках, тем более что им пришлось везти пассажирок. По всей вероятности, где-то неподалеку начиналась граница запретной зоны, в которую немцы включили все побережье «Атлантического вала». Ждали проводника, который должен был вывести летчиков к морю. Ждали долго, пока наконец не появился крепкий бретонец в брезентовой рыбацкой куртке и матросской шапочке. Видимо, он хорошо был знаком с Моникой и Лизеттой, поэтому без лишних слов принял у них «экскурсантов» и повел за собой по едва приметной тропе. Но прежде чем расстаться с девушками, состоялось трогательное прощание с объятиями и поцелуями. Дик оставил сестрам свой лондонский адрес и велел обязательно приехать к нему после войны. А пока война продолжалась…

Хоронясь от чужого глаза, бретонец-проводник и его провожатые быстро шли по лесной тропе. По свежему солоноватому ветру чувствовалась близость моря. А вскоре, выйдя на опушку, они услышали и его шум – шипящий рокот океанского прибоя. Совсем близкое уже море хорошо проглядывалось сквозь поредевшие стволы сосен.

Тропа ушла в прибрежные скалы, крепко враставшие в белый песок. Пройдя еще с полкилометра, они наконец выбрались к рыбацкой ферме с длинным навесом для сушки сетей. На осушке торчала мачта вытащенного на песок парусного бота. Бретонец отвел гостей в сарай, где они с удовольствием устроились на ворохе старых сетей и рваных парусов. Общее томление нарастало: еще один бросок – через пролив – и вот он, спасительный берег Англии! Но именно этот бросок и был самым трудным на всем их пути. Немецкие гидросамолеты и моторные катера сновали вдоль всего северного побережья Франции, прочесывали местность и сухопутные патрули. Оставалось полагаться на ночную темень, счастливый случай да опыт британских моряков, которые уже не в первый раз выручали здесь своих летчиков.

Ближе к вечеру рыбак принес им нехитрый ужин – пару копченых рыбин, вареную брюкву и полкаравая хлеба. Все это исчезло в минуту. Ждали ночи, зарывшись в груду сетей и накрывшись парусами. С моря тянуло сырым холодком.

– Майкл, – попросил Лунь, – расскажите что-нибудь о Бэрриморе.

– О кей! – обрадовался Майкл, как будто ждал этой просьбы. – Однажды хозяин предложил своему приятелю: «Давай затащим в ванную дохлую лошадь. А потом я велю Бэрримору приготовить ванну. Он скажет: “Но там же дохлая лошадь!” А я отвечу: “Я знаю”». Так и сделали. «Бэрримор, приготовьте ванну!» – «Извольте, сэр, ванна готова!» – «Хм… Но там же дохлая лошадь!» – «Я знаю, сэр!»

– Это твой самый скучный анекдот про Бэрримора, – мрачно заметил Дик.

– Я знаю, сэр! – засмеялся Майкл.

Стемнело. Ближе к полуночи в сарай заглянул хозяин и позвал их наружу. Без лишних слов летчики и Лунь помогли рыбаку стащить бот на воду и, замочив ноги, впрыгнули в лодку. Бретонец отгреб подальше от берега. Сердце Луня колотилось как тогда, в Бресте, перед последним прорывом. «От Бреста до Бреста!» – усмехнулся он, вспомнив, что здесь, в Нормандии, есть тоже Брест, и тоже город-крепость. Только этот Брест в отличие от того, что на Буге, сдался немцам без боя.

Море покачивало. Бот переваливался с борта на борт, и рыбак не без труда поставил парус. Ветер впрягся в полотнище, как хороший битюг, и за кормой сразу же зажурчала, зашумела вода. Лунь сидел на самом носу и до боли в глазах вглядывался в ночную темень. Все маяки были погашены, дома на побережье были затемнены – ни огонька, ни проблеска. Весь мир был объят первозданной тьмой. «Кто и кого сможет найти в такой темени?» – подумал Лунь и тут же увидел силуэт дрейфующего катера. С катера их тоже заметили и, дав малый ход, подошли к боту. Это был торпедный катер и рядом с утлым баркасом смотрелся он весьма внушительно. Рыбак швырнул конец, и моряки его ловко подхватили, подтянув бот под самый борт. В четыре руки катерники приняли Дика, потом Майкла и наконец Луня с его неизменным чемоданчиком. Всех их тут же отправили в кубрик, и катер, взревев моторами, быстро набрал ход. Под подволоком кубрика светился синий плафончик. Летчики переговаривались с врачом, который поджидал их с термосом крепчайшего чая и сэндвичами. Лунь еще боялся поверить, что все уже позади, но кружка горячего чая, сдобренного хорошей толикой рома, и сэндвич с тунцом убедили его, что все будет хорошо.

В Ньюгэвэне, куда после двух часов бешеного лета по волнам прибыл катер, их встретила санитарная карета и тоже на полной скорости помчалась в сторону Лондона.

Глава третья

Ночь в «Малой Венеции»

Утром Лунь проснулся на железной койке, стоявшей в небольшой комнатке с оконцем под потолком – то ли в камере, то ли в больничном изоляторе. Рослый негр-сержант принес ему тарелку порриджа с кусочком сливочного масла и кружку черного кофе. Он же препроводил потом Луня в служебный кабинет, где его встретил моложавый офицер в темно-синей морской тужурке.

– Капитан-лейтенант Моулди, – представился он.

– Майор Вебер, – ответил в свою очередь Лунь.

– Надеюсь, майор абвера? – усмехнулся Моулди, переходя на немецкий.

– Никак нет. Майор советской военной разведки.

– О, это интересно! А чем вы докажете, что вы не майор абвера?

– Ну, хотя бы тем, что у меня нет удостоверения агента абвера.

Моулди улыбнулся:

– Ценю ваш юмор. У нас есть союзнические контакты с Разведупром Красной Армии. Мы можем сделать запрос о вас?

– Конечно. Но скорее всего вы получите ответ, что такого сотрудника в их системе нет и никогда не было. В лучшем случае вам ответят, что я невозвращенец, перебежчик, а значит, пособник немецкой разведки.

– Логично.

– Может быть, еще один вариант. Они подтвердят и потребуют немедленной передачи меня в советское посольство. Ну, а уж там-то меня отправят на родину в 24 часа.

– Хорошо. Запрос отпадает. Тогда расскажите о себе поподробнее.

Лунь честно, утаивая лишь детали своей работы в Кёнигсберге, поведал свою закрученно-перекрученную историю. Но из всего рассказанного как раз именно его работа в Кёнигсберге интересовала Моулди больше всего.

– У вас осталась в Кёнигсберге своя сеть?

– Нет, с моим уходом она распалась.

– Возможно ли ее восстановить?

– Вряд ли. Такую сеть надо создавать заново.

– Кто был вашим резидентом в Кёнигсберге?

Лунь назвал кличку расстрелянного Орлана. Но Моулди хотелось знать больше. Он расспрашивал о структуре Разведупра в Москве.

– Думаю, вы об этом знаете больше, чем я, – пожал плечами Лунь. – Почти десять лет я прожил в Германии, а нелегалов меньше всего информируют о структурных изменениях в Центре.

Моулди прошелся по комнате, заложив руки за спину.

– Все, что вы рассказали, чрезвычайно любопытно. Когда-нибудь на пенсии вы напишете о своих приключениях неплохой детектив. Но я позволю себе напомнить вам одну мысль Макиавелли, который еще в своем замечательном XVI веке изрек: «Чтобы разведать намерения противника, некоторые полководцы подвергали мнимому изгнанию доверенных лиц, которые искали убежища у неприятеля, раскрывали его намерения и передавали их своим начальникам».

– Я знаю это изречение. Но, полагаю, ко мне оно никак не относится. Во-первых, для советских полководцев вы не являетесь противником. А во-вторых, если бы моим начальникам понадобилось внедрить в вашу систему своего агента, они выбрали бы для этого не такой громоздкий и не слишком убедительный путь.

– Адмирал Канарис не отказался бы от услуг человека с вашей биографией…

– Если бы я был агентом абвера, господин Заритовский не стал бы переправлять меня сюда, рассекречивая «цепочку». Он разобрался бы со мной еще в Берлине.

– Ну, насчет господина Заритовского – с ним самим еще надо разобраться. Он и так слишком многое взял на себя. А человеку свойственно ошибаться, не так ли?

– Если бы я был агентом абвера, то не стал бы брать с собой свою форму и немецкие документы. Да и вся легенда была бы много проще и убедительнее.