Станислав Пономарев - Гроза над Русью Страница 7

И уж совсем героем был тот, кто носил на поясе подвески-наконечники. Даже среди великолепных воинов из свиты самого Хаврата немногие имели по две-три подвески. А у сотника Джанги Ан-Насира, араба в белой чалме поверх стального шлема, было одиннадцать подвесок, говорящих об одиннадцати победах богатура в поединках.

Этих прекрасных наездников в Хазарии звали ал-арсии, то есть «златоцветные воины». Они составляли войско самого кагана-беки. В передовой орде, начальником которой после пленения Хазран-тархана стал альтебер Хаврат, их было пятьсот человек. Большинство ал-арсиев возглавляли отряды простых кочевников, и те боялись этих грозных воинов и подчинялись им беспрекословно.

Пока по приказу эльтебера его воины готовились к штурму крепости, сам он возлежал на ковре в тени огромного дуба, росшего на холме посреди Воинова тока. Проворные слуги накрывали дастархан[28], а полководец тем временем вел неторопливую беседу с хорезмийским богатуром Абалгузи-пехлеваном. Огромного роста, с выпуклой грудью, с изрытым оспой рутинным лицом, с тусклыми полусонными глазами и лысиной, просвечивающей сквозь редкие пепельные волосы, знаменитый поединщик, казалось, оставался безразличным к словам Хаврата. А тот рассказывал:

— В войске кагана-беки Урака двенадцать тысяч ал-арсиев. Это на постоянной службе. И все они правоверные мусульмане. У них свой тумен-тархан[29], который передает кагану-беки все их желания и претензии. На место погибших или состарившихся воинов тумен-тархан принимает других. И хотя ал-арсиям платят немного, да и то в случае войны, живут они богато за счет набегов на соседние народы. Меч и меткая стрела несут им богатство...

А как только начнут дуть холодные ветры и застынут реки, ал-арсии разделяются на двенадцать орд, по тысяче в каждой, и во главе со своими бин-беки[30] идут собирать дань с подвластных племен. Третья часть добычи идет воинам и делится в зависимости от заслуг и положения каждого. Да-а, отмеченные знаком Аллаха ал-арсии живут неплохо: по четыре жены имеют и много добра. Рабы пасут их скот и обрабатывают полученную от кагана-беки землю.

Но если кого из них поймают на воровстве или он припрячет часть добычи, тогда ему отрубают большой палец на правой руке и с позором выгоняют из войска. Однако пустым место ал-арсия надолго не остается...

— И все же почетнее и благороднее доли, — Хаврат-эльтебер благоговейно поднял палец, — чем быть тургудом в войске самого Великого Кагана Царя-Солнце Шад-Хазара, нет. Все тургуды ходят в золоте и серебре. Им платят по тысяче динаров[31] в год.

Кроме того, часть добычи, взятой на войне, тоже идет им, если они даже не были в походе. Тургудов четыре тысячи, и все они живут в крепости Ал-Бейда, где стоит дворец Царя-Солнце. Глава над тургудами чаушиар-каган, а над чаушиар-каганом, кроме самого Великого Шад-Хазара Наран-Итиля, никого нет. — Хаврат-эльтебер вздохнул. — Тургуды безнаказанны перед людьми и судимы могут быть только самим чаушиар-каганом. Они ездят на лучших арабских скакунах четырех цветов: красного, белого, пегого и вороного...

— Почему так? лениво осведомился Абалгузи-пехлеван.

— На красных конях ходит личная охрана самого Шад-Хазара Наран-Итиля — царя над ста царями, Живого Бога всех хазар!. На белых жеребцах ездит тысяча тургудов охраны Звезд Царя-Солнце —е его жен, их двадцать пять, — и наложниц, которых у Шад-Хазара шестьдесят: все они, и жены и наложницы, дочери царей подвластных народов... Пегие кони носят на себе личную охрану чаушиар-кагана. Последняя тысяча сидит на черных как ночь карабаирах — это вестники смерти. В битвах они последними вступают в бой, сея ужас и смерть. А в мирное время черные тургуды исполняют приговоры, укрепляя свои сердца к крови и стенаниям жертв. Их все боятся...

— А ал-арсии могли бы с ними справиться, если бы того захотел Аллах? — спросил Абалгузи-пехлеван.

— Т-сс! — Хаврат испуганно посмотрел по сторонам. — Ты произнес опасные слова! Они могут привести нас к неисчислимым бедствиям, а то и под меч палача. Остерегись, чужеземец! — эльтебер долго еще не мог успокоиться, потом сказал негромко: — Во-первых, такого Аллах никогда не допустит. А во-вторых, — он понизил голос до шепота, — если бы это случилось, то тургуды посекли бы всех ал-арсиев за час. Они неустрашимы, как горные барсы. А сила их равна силе четырех тысяч львов! — И уже громче продолжал: — Тургудов в войско чаушиар-кагана набирают со всего света. Берм только богатуров вроде тебя, и чтобы у каждого было не менее пяти побед в поединках. Когда тургуд совершает десятую победу, его сажают на красного коня охранной тысячи самого Великого Кагана Шад-Хазара Наран-Итиля... Но есть еще одно условие: кто вступает в войско тургудов, должен принять иудейскую веру. Потому что сам Шад-Хазар Наран-Итиль этой веры и у него помимо хазарского есть еще одно имя, иудейское — Иосиф.

— А я думал, он правоверный мусульманин, — удивился Абалгузи-пехлеван.

Но эльтебер постарался переменить тему разговора:

— Некоторые тургуды, по своему желанию и с согласия чаушиар-кагана, идут в поход и сейчас. Но их при кагане-беки не более полутысячи. Эти богатуры хотят приобрести славу смелых и неодолимых поединщиков в сражениях с урусскими великанами, чтобы приблизиться к трону самого Царя-Солнце. — Хаврат опять понизил голос до полушепота: — К тому же тургуды в походе при кагане-беки Ураке — глаза и уши чаушиар-кагана, а значит самого Шад-Хазара Наран-Итиля. — И продолжал уже обычным голосом: — Остальные тургуды неотлучно живут в Ал-Бейда, посредине столицы Хазарии Итиль-кела. А стоящие на страже в покоях Дворца Солнца каждый день могут лицезреть самого Великого Кагана. Это большое счастье! Ибо того из посторонних, кто даже случайно увидит Шад-Хазара Наран-Итиля, немедленно умерщвляют.

— Воистину сказочна и загадочна ваша страна, — покачал плешивой головой хорезмиец.

— Воистину так!..

Когда дастархан был накрыт и слуги, сложив руки на животе, встали поодаль, к холму подъехали два тысяцких — бин-беки. Один — старый, с козлиной бородой, сухой и длинный Харук-хан, другой — молодой, толстобрюхий весельчак Асмид-эльтебер. Они сошли с коней у подножия холма, кинули чембуры подбежавшим воинам.

— Мир и благополучие вам, друзья! — приветствовал Асмид своего начальника и хорезмийского богатура, сбивая плетью пыль с расшитых серебром зеленых сафьяновых сапог.

— Испейте с нами, доблестные, — повел рукой Хаврат-эльтебер, приглашая гостей садиться.

Асмид, несмотря на полноту, сел легко, поджав под себя ноги. Харук опускался медленно, кряхтя и постанывая, долго выискивая удобную позу. Одет он был не столь пышно, как Асмид: сапоги простой кожи потерты и стоптаны, старый архалук в заплатах. Только кольчуга отменная, русская, кованная в Смоленске. Шлем на голове тоже русской работы — из Киева: в нижней части его, у бармицы[32] — отделка из меха черно-бурой лисицы, пойманной некогда в новгородских лесах.