Наталья Павлищева - Вещий Олег. Князь – Варяг Страница 7

– Как тебе снасть, что я вчера подарил? Сегодня рыбалить пойдешь?

У мальчонки глаза заблестели, радуется, и объяснять ничего не надо, и спрашивать, сам Сирко сказал, что подарил. Смотрит на дядю победно, что, мол, слышал? Мать тоже обрадовалась, сына по голове гладит, только Гинок недоволен да Илица косо смотрит.

Поговорили с Гюрятой о том о сем, подтвердил хозяин, что снасть Зорень не крал, вроде уходить пора, а Радоге даже и не хочется будто. Пусть неуютно здесь, и паутина вон в углах, и у туеса лубяного рукотер совсем ветхий висит, видно, нет тканины, чтоб заменить, а все лучше, чем в крепком доме после смерти Сувора и Дали. Уже на крыльце Сирко вдруг предложил:

– Радога, оставайтесь с сыном жить у меня. Небогато живу, но не обижу. Дому хозяйка нужна, а вам с Зоренем защита. Не сладится, обратно вернешься.

Илица сначала взвилась, но делать нечего – Радога не девка, чтобы ей указывать.

Так и остались Радога с Зоренем в доме Сирка. Радога хорошая хозяйка, все у нее чисто, прибрано, вкусно пахло хлебом да едой, одежка хоть и старенькая, но постирана, заштопана, аккуратно сложена. Пошла-покатилась жизнь в доме у Сирка и Радоги. Жили не как муж с женой, а как брат с сестрой, но каждый старался, чтобы всем троим лучше было…

Глава 5

Некоторое время спустя подружился Хорень со своим нынешним хозяином Раголдом. Особо после того, как сплоховал толмач, не так перевел речь Раголдову; чудины, что слушали, взъярились, Хорень не сразу понял, что тот сказал такого, а как вник, стал объяснять, что противный мужичишка виновен. Раголд, мол, и не то сказал вовсе.

– А что? – спрашивают. А Хорень толком и не знает, что хозяин говорил, только умишком раскинул, свое добавил, а другое изменил – и вышла речь на загляденье – ладная да складная. Толмача Раголд выгнал, а переводить Хорень стал. Тоже труд, но главное – от хозяина ни на шаг. Порадовался Хорень, что язык в Ладоге понимать научился да своим молоть по-всякому. Любава все корила его за болтовню, а вышло, что напраслину возводила. С Раголдом оказалось интересно, тот по свету много поплавал, только в эту сторону впервые, он даже больше путешествиями занимался, чем торгом. Удивило такое Хореня, зачем это? Свей объяснил, что вот разведает он новые земли, приплывет домой, расскажет, что в них хорошо, а что плохо, купцам те знания помогут.

– И сейчас разведываешь?

– И сейчас, – согласился Раголд.

– А после кому сказывать станешь?

Чуть смутился свей:

– Кому понадобится. Кто спросит…

– А деньги у тебя откуда? Чем живешь? С торга-то не слишком много имеешь, коли каждый раз в новую страну идешь?

Не стал дале Раголд говорить, нашел отмашку, но Хорень беседу не забыл, врезалась она в память. Идет свей разведывать, что хорошо у славян, а что плохо.

Но все одно – со свеем много интересного увидел да узнал. В Ладоге расскажет – не поверят. Даже Охрима так далеко не ходил, как Хорень с Раголдом собирается. До самых греков пойдут, если все ладно будет. А если нет? Такую мысль Хорень старался от себя гнать.

– Нет, ты учи, учи!

Рунар в ответ смеялся:

– Да у тебя на теле места без синяка не сыскать!

В ответ Хорень бычился, выставлял кулаки:

– Это мое тело, что тебе до него?! Я не девка, чтоб тебе мои синяки разглядывать. Учи!

Рунар, усмехаясь в усы, снова и снова показывал боевой захват и движение руки при битье в челюсть. Доски драккара стонали от падения на них Хореня. Но на третий день падал уже сам Рунар. Впервые рухнув от удара своего ученика, он долго с недоумением почесывал едва не свернутую челюсть. Варяги вокруг смеялись – научил на свою голову! А Хорень не знал, радоваться успеху или печалиться, вдруг наставник не захочет теперь показывать никаких приемов? Ошибся, учить принялись все, кто хоть что-то умел.

За дни, проведенные в варяжском братстве, Хорень изменился до неузнаваемости. Он и мальчишкой любил подраться, частенько ходил в синяках и на силушку не жаловался, а теперь стало просто раздолье. Руки и ноги вздулись буграми от работы тяжеленным веслом драккара, каждую свободную минуту он тренировал глаз, без конца бросая нож или топорик, отрабатывал на согласных приемы драк. Только таких согласных с каждым днем становилось все меньше… Зато варягам все больше нравился этот хитрый и задиристый русич. Одного только не было у Хореня – настоящего меча, такого, чтоб гнулся над головой, не ломаясь, и выпрямлялся со звоном. Потому варяги и не учили его драться мечами. Они сами таким умением овладевают с детства сначала учебными деревянными и только с возрастом переходят на боевые. Воина, уже взявшего в руки боевой меч, ни за что не заставишь снова коснуться деревянного, а биться против их боевых любыми другими бессмысленно – от учебного меча после первого встречного удара оставались только обломки. Вот и таил в себе Хорень мечту – завести настоящий харалужный меч и научиться им владеть не хуже того же Рунара.

Весна на улице в полную силу, как лед сошел, по Волхову караван за караваном плывет, большая часть в Ладоге постоит, а там кто обратно разворачивается, а кто вперед спешит. Гости восточные: булгары, татары ордынские, греки, армяне, персидские да другие дальше не всегда плывут, здесь все поменяют, свои товары купцам свейским, готам, немцам, норманнам, всем, кто за озером Нево живет, продадут, да и назад повернут.

Подперев бока руками, сдвинув на затылок шапку, стоит на волховском берегу Гюрята. Снуют по реке лодьи да большие корабли норманнов туда-сюда. И чего тянет людишек место менять, в чужие края? Гюрята вот родился здесь, отец с матерью только перебрались в Ладогу, как первенец на свет появился, мать уж, говорят, на сносях была, и никуда его не тянет. Любит дом Гюрята, век бы ничего не менял. Только жаль отца с матерью, плохо померли, тяжко. И кузня стала без Сувора сиротой, не чует Гюрята так железо, как отец чуял, выходят у него свиные плавки, а то пережжет, крошится железо. Тяжелый труд в ковне, если не лежит к нему сердце или о чем другом мыслишь, когда дмаешь, то лучше и не подходи, не простит этого железо. Чувствуют нелюбовь хозяина и работники, стали и они хуже работать, на сторону глядеть. Не его это дело, а бросить нельзя.

Но в Ладоге неспокойно… С чего бы? Оказалось, опять норманны безобразничают, пришли во второй раз дань собирать, мол, нет у Якуна виры, что дань выплатил. Кажет виру Якун, а они смеются, это старая, прошлогодняя. Собрались ладожане вокруг, кричат, что сами видели, как их конунг Якуну виру правил, если и ошибся, то он, а не чудин. Почуяли норманны, что сейчас плохо дело кончится, убрались пока подобру-поздорову. А что потом будет? Сегодня Якуна обидели, завтра еще кого… Неладно норманны себя вести стали, неладно. Поскреб Гюрята затылок пятерней, постоял да к дому Якуна отправился.