Наталья Павлищева - Царь Грозный Страница 7

– Сними крест, мешать будет, – коротко велела старуха. Анна противиться не стала, не впервой снимать христианский оберег, приступая к ворожбе, она так и князя Глинского к себе приворожила.

Пламя свечи колебалось, отбрасывая на стены огромные тени, но было не до него. Софья скомандовала:

– Смотри!

Все вдруг поплыло, и Анна не сразу поняла, то ли у нее в голове, то ли в зеркале. Немного погодя изображение стало четким и быстро меняющимся. С трудом успевая осознать, что видит, Глинская вглядывалась в зеркало. Мелькали сцены богатой свадьбы, потом рождение какого-то мальчика, потом разъяренная толпа, крушащая все на своем пути, потом и вовсе что-то непонятное… Молодая женщина на троне? Потом рослый молодой человек, облик которого показался Анне знакомым… а потом и вовсе реки крови, трупы, крики, людские толпы… рослый человек, бьющий посохом более молодого… и снова его облик что-то напомнил Глинской… тело мальчика, залитое кровью… кровь, кровь, кровь повсюду, кровь и еще бунт…

Стало страшно, видения исчезли, а Анна сидела, не в силах вымолвить ни слова. Что в этом будущем для нее? Не зря ли она едет в холодную опасную Московию?

– Что это? – с трудом выдавила из себя Анна.

Софья снова усмехнулась:

– Будущее твоих детей и внуков…

– Кровь? – Дрожь в голосе выдала ужас княгини.

– Да, кровь. Твоя дочь станет государыней Московии, а внук государем. Но твоим правнуком прервется род московских государей.

– И… ничего изменить нельзя?.. – с какой-то робкой надеждой поинтересовалась Анна.

Старуха приподняла косматую бровь:

– Ты хочешь изменить? Можно, но только все сразу.

Глинская вдруг вспомнила слова о том, что ее дочь будет правительницей Московии, а внук государем…

– А этот человек… кто?

– Твой внук! Так изменить?

В душе Анны шла борьба, с одной стороны, ей страстно хотелось стать матерью государыни и бабушкой правителя, с другой – пугали реки крови…

– А… люди чьи?

– Московиты! – Голос Софьи совсем не был ни приятным, ни мягким, напротив, почти мужской и резкий, он требовал немедленного ответа и даже подчинения. Она словно обещала что-то, требуя взамен полного послушания, и, хотя о послушании речи не шло, Анна хорошо понимала, что попадает в какую-то страшную зависимость от этой женщины.

Вдруг ее осенило: молодая женщина на троне ее дочь?! Как старуха прочитала ее мысли, неизвестно, но на непроизнесенные слова ответила точно:

– Да, это Елена.

– Почему Елена, она мала… – чуть растерялась Глинская.

– Она, ей править. – Тон не терпел возражений.

Анна растерялась. Отказываться и за дочь, которой может выпасть такой жребий? Старуха наблюдала за борьбой, шедшей в душе подопечной, молча. Глинской показалось, что прошла целая вечность, а свеча не успела сгореть даже на четверть. Она устало кивнула:

– Пусть будет так…

Софья тоже кивнула в ответ:

– Я потом скажу, что надо делать, а пока просто езжай в Москву и ничему не мешай.

Убрав все в ларец, она снова закрыла его и спрятала ключ в складки юбки. Уже у двери вдруг обернулась и напомнила:

– Твой внук станет одним из самых известных правителей Московии. Только дочери пока ни о чем не говори…

И словно растворилась в воздухе. Анна пыталась вспомнить, открывала ли дверь Софья? И готова была поклясться, что нет! Стало совсем жутко. Но ведь мать твердила, что старуха поможет…

Глинская не могла заснуть до самого утра. Уже запели третьи петухи, когда сон наконец смежил ее веки. Снилась Анне огромная людская толпа, что-то кричавшая, но не ей, а мальчику, сидевшему на троне в богатом облачении. Проснувшись, она подумала: а может, и правда ее внуку суждено стать правителем огромной Московии?

Софья будто исчезла куда-то, но Анна не стала разыскивать старуху. Иногда с опаской поглядывая на ларец, она все же следила, чтобы его не забыли, не оббили и не пытались открыть любопытные. Знала о слухах, что там колдовские книги, но в ответ только посмеивалась, в душе холодея от близости догадок к правде.

Старуха появилась сама, когда Анна едва не забыла о ней. Брат мужа Михаил сидел в узилище, муж умер на службе у московского великого князя, не проявлявшего особого интереса к беглецам из Литвы Глинским, сыновья уже достаточно выросли и стали самостоятельно служить. Елена хорошела на глазах. Девочка росла умной и живой, нрав у нее был хитрым, изворотливым и довольно жестоким. Сначала Анна приглядывалась к дочери, помня о пророчестве зеркала, но постепенно успокоилась, отвлекали другие дела, и только устраиваясь с ворожбой напротив своего стекла, вспоминала то, из ларца.

Однажды она, разложив вокруг предметы, необходимые для ворожбы на соседнего боярина (не век же одной куковать?), вдруг услышала резкий, хрипловатый голос:

– Не о том печешься!

Резко обернувшись, увидела стоящую у порога Софью! Анна была готова поклясться, что старательно заперла дверь, чтобы никто не мог подглядеть за ее ворожбой, потому как хотя Московия и не Европа, но за тайное и здесь можно поплатиться. Пока ей удавалось безнаказанно привлекать дождь на поля соседей или насылать огонь на дома мешавших ей людей, но это мелочи.

– Ты… как здесь?! – с ужасом прошептала княгиня.

Софья ничего не стала объяснять, просто подошла к ларцу и открыла его. Анна, понимая, что нужно освободить место, принялась поспешно убирать свои плошки и зеркала со стола. Старуха, заметив ее поспешность, согласно кивнула. В этот раз она достала другую книгу и какие-то амулеты…

Невольно размышляя еще после первого гадания о словах Софьи, Глинская решила, что Елене, видно, судьба выйти замуж за кого-то из княжьих братьев – Юрия или Андрея. Сам государь был женат на красавице Соломонии, но бездетен уже много лет. Значит, если так и помрет бездетным, то великим князем станет кто-то из братьев…

Потому, когда Софья принялась говорить, глядя на расплывавшиеся по воде капли воска, Анна даже не удивилась и не вслушивалась в ее бормотание. А зря. Старухе, видно, не совсем удавалось то, что она задумала, по тому, как напряглась Софья, было заметно, что ей что-то или кто-то мешает. Бормотание стало резким, почти злым, старуха с кем-то спорила. Пламя свечи несколько раз вспыхивало, точно в него бросили порох, потом успокаивалось, снова вспыхивало… Казалось, Софья все же договорилась, успокоились и пламя, и она сама. Когда свеча погасла и в комнате Анны стало совсем темно, тихий голос старухи заставил Глинскую затрястись от страха:

– Твоя дочь будет правительницей Московии… Веди ее завтра в церковь… И ходи туда каждый день в одно и то же время…

И снова старуха будто растворилась в темноте. Решившись наконец зажечь другую свечу, Анна ее уже не увидела.