Пьер Бенуа - Владетельница ливанского замка Страница 7

Здания депо расположены приблизительно в двух километрах от города, по дороге в Дамаск, немного не доезжая виллы верховного комиссара. На трамвае, который останавливается как раз в этом месте, можно доехать в четверть часа до самого Бейрута. Я не сел на трамвай и опять позволил себе роскошь проехаться в коляске. В то утро я уже начал тратить двухмесячное жалованье, которое не трогал в течение своего пребывания в госпитале. Редко мне случалось чувствовать себя таким богачом. Тем не менее дорогой я, для очистки совести, сделал маленький подсчет. Поездка из депо в город стоила двадцать пять пиастров, то есть пять франков. Значит, если каждый раз для этой поездки нанимать экипаж, то это будет мне стоить двадцать франков в день. Двадцать франков! Семь тысяч триста франков в год — треть моего жалованья. Об этом нечего было и думать. На секунду я вспомнил о Гобсоне, у которого был собственный автомобиль. Но, клянусь, ни капли горечи не примешивалось к этому простому констатированию факта. Я с легким сердцем следовал великому принципу французских офицеров за границей, который заключается в том, чтобы жить лучше, чем живут их иноплеменные соперники, располагающие в два или три раза большими средствами.

Шел седьмой час. Начинало смеркаться. Я сел на террасе неизбежного Курзала в уголке, где меня скоро отыскал Рош. С ним был лейтенант спаи Блари, с которым он меня и познакомил.

— Ты виделся в Вальтером? — спросил я его.

— Да.

— Обедаем сегодня вместе?

— Да.

— Он не очень сердился за вчерашнее?

— Он был очень недоволен, особенно когда узнал, ради кого ты им пожертвовал.

— Это ты сказал ему?

— Нет, не я.

— Кто же в таком случае?

— Уверяю тебя, не я. Ты не знаешь Бейрута. Здесь все становится известным через четверть часа.

— Забавно! Но в конце концов Вальтер придет, а это главное.

Я счел своим долгом разузнать у своих приятелей имена молодых женщин, болтавших на террасе в обществе нарядных офицеров, англосаксонцев, в рубашках с вырезом; прислоненные к ножкам столика теннисные ракетки стояли неподалеку от их владельцев.

— Вот жена испанского консула. А это дочь президента Сирийской конфедерации. Там жена ректора американского университета. Вот мадам Приэр, жена начальника Главного штаба, со своими двумя дочерьми. Вот жена персидского консула, красивейшая женщина Бейрута, с графиней Орловой.

— А эти? — спросил я, указав на двух молодых женщин, одетых одинаково, в розовый батист; они смеялись как безумные, посасывая свой шербет.

— Это, дорогой мой, две подружки, две птички Гобсона. Разве этот скрытник тебя еще не познакомил с ними? Благосклонность первой он разделяет с таможенным начальником великого Ливана и закрывает глаза на увлечение другой великолепным епископом Дамаска. О, знаешь, здесь скучает только тот, кто хочет скучать. Смотри, вот и твой англичанин!

Гобсон пробирался между столиками. Он направлялся к молодым женщинам в розовом. Они, все еще смеясь, протянули ему ручки, которые он расцеловал. И почти в тот же миг обернулся в мою сторону, как будто они указали ему на меня. Бросив их, он направился к моему столу. Я представил его своим товарищам. Они обменялись довольно сухими приветствиями.

— Вы обедаете со мной?

— Не каждый же вечер, — заметил я с улыбкой.

— Да, да. Я в обществе двух дам, и они желают с вами познакомиться.

— Уверяю вас, это невозможно. Не сегодня. Я пригласил одного человека.

— Значит, завтра вечером?

— Но…

— Да, да, я так хочу. Приходите ко мне, я жду вас в восемь часов. Без опоздания! Я должен показать вам свою замечательную коллекцию кастетов.

— Хорошо, — сказал я, не желая затягивать беседы, которая велась стоя.

— Ну что ж, — заметил Рош слегка обиженным тоном, когда тот расстался с нами, — можно сказать, что его так и тянет к тебе. Может быть, ему хочется уступить тебе подругу епископа.

— Чем говорить глупости, ты бы лучше рассказал мне про всех этих красавиц. Вот эта, — кто она такая, эта, в забавной шапочке из черного бархата с венком из белых маргариток?

— Ее шляпа, — возразил Блари, — та самая, которая описана в «Леви и Ирен». Она ею очень гордится. Это мадам Назри, маронитка2.

— А эта блондинка, которая обмахивается программой?

— Это — мадам Элиас, гречанка, жена самого крупного банкира в Бейруте.

— Она очаровательна.

— Недурна.

— А эта в белом? В шляпе а-ля пастушка из рисовой соломы?

— Это — номер! Иоланда. Она танцевала в Табари месяца два тому назад; теперь ее содержит Стильсон, представитель «Стандарт Ойл». Очень шикарная девица.

— Говорят, — вставил Блари, — что папаша Камюзо, председатель Военного суда, влюбился в нее и сделал ей предложение.

— Можно себе представить, как она радуется! — сказал Рош.

— Жалованье командира батальона! Стильсон дает ей ежемесячно больше, чем получает генерал де Лямот.

— Правда, — заметил Блари, — с нашими небольшими окладами нам приходится околачиваться только возле светских дам.

— А вот эта брюнетка? С такой матовой кожей, рядом с тем толстым артиллерийским капитаном?

— Это жена одного из наших товарищей.

— С нею ее муж?

— Муж? Вот скажешь!

Рош нагнулся и зашептал мне на ухо.

— Одним словом, — сказал он, — я кончу тем, с чего и начал: здесь скучает лишь тот, кто этого хочет.

— Да, — добавил Блари, — это один из тех гарнизонов, где я предпочитаю быть холостым, а не женатым.

— Почему? — спросил я, взглянув на него.

— Почему?

Он засмеялся и принялся напевать песенку, весьма нелестную для супружеской чести кое-кого из железнодорожных чинов.

— Эй, — воскликнул он, перебивая самого себя и обращаясь к Рошу, — нечего толкать меня ногами под столом! Никто ведь из нас троих не женат, я полагаю.

— Нет, нет! — добродушно отозвался я. — Ну, а кроме того — бывают и исключения!

— Конечно, — ответил Блари, смутно почувствовав, что сделал промах.

— A! — вскричал Рош, радуясь случаю оборвать разговор. — Вот наконец и Вальтер!

Вальтер расплачивался со своим извозчиком, остановившимся перед террасой. Он делал это не спеша, а затем, так же не торопясь, пошел по среднему проходу между столиками.

Веселый шум разговоров внезапно сменился тишиной, прерываемой лишь шепотом нескольких голосов, повторяющих имя новоприбывшего.

— Вальтер! Капитан Вальтер!

Я знал, что всем войскам, стоящим в Малой Азии, известны геройские подвиги этого человека, но не предполагал, что слава о нем достигла даже этого легкомысленного общества, которое невольно проявляло теперь свою почтительность единственным доступным ему способом, то есть полным молчанием.