Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II Страница 7

Но вот наконец какое-то движение возникло и в пульвинаре — цезарской ложе. Засуетились рабы, сдувая последние пылинки с кресел, появились слуги с золотой и серебряной посудой в руках. Достойный властелин и его окружение ни в чем не должны испытывать недостатка.

Народ оживился. Все, сейчас придут. Недолго уже осталось. Такое томительное это ожидание...

А из подземных помещений, находившихся под ареной, время от времени доносился лязг оружия или львиный рык, заглушаемые шумом толпы. Там тоже ждали. И тоже томительно. Но по другим причинам...

И вот воздух разорвали резкие звуки военных труб, в которые не щадя сил Дули музыканты. Рявкнула шеститактовая цезарская фанфара.

Амфитеатр взорвался восторженным ревом, люди повскакивали с мест, в едином порыве приветствуя Тиберия, Ливию и Друза, которые важно шествовали по специальному проходу.

— Да здравствует цезарь! — орали впавшие в экстаз зрители.

— Слава Друзу!

— Живи сто лет, достойная Ливия Августа!

Тиберий небрежно махнул рукой в ответ и, наклонив голову, проследовал в ложу, Ливия вымученно улыбалась; зато Друз — с широкой улыбкой на лице — раскланивался во все стороны, словно актер после представления. Он чувствовал себя великолепно.

Толпа вопила все громче, уже и труб не было слышно.

— Salve, Imperator!

— Хлеба и зрелищ!

— Слава...

— Да здравствует...

— Пусть живет...

Тиберий уселся в свое кресло, огляделся по сторонам и скривился. Он не любил подобных зрелищ, вообще не любил многолюдных собраний — его подозрительная натура вечно чего-то опасалась. Но — положение иногда обязывает. «Ничего, — подумал он со злобой, — повеселитесь последний раз. А уж потом я за вас возьмусь всерьез».

Ливия тоже прошла в ложу и села рядом с сыном; Друз еще некоторое время общался с народом, но потом и он занял свое место и тут же, не желая больше испытывать терпение людей — да и свое собственное, дал знак распорядителю игр. Тот кивнул и побежал вниз.

Через минуту он появился на арене и вскинул вверх руки, призывая к тишине. Зрители прекрасно знали, что сейчас последует, а потому шум моментально стих. Тысячи глаз впились в невысокую фигуру, одиноко стоявшую на белом песке.

Распорядитель выдержал паузу и громко крикнул:

— Сенат и народ римский! Устроитель сегодняшних игр консул Друз, сообразуясь с волей Богов и мнением цезаря Тиберия Клавдия Нерона, объявляет о начале представления!

Толпа снова взревела, но лишь на несколько секунд. Во вновь повисшей тишине взвыли трубы, разрывая барабанные перепонки тем, кто сидел слишком близко.

Настал долгожданный миг. Представление начиналось.

Глава III

Probacio Armorum[2]

Послышался резкий скрежет открываемых ворот, и вот на арену одна за другой начали выкатываться легкие колесницы, украшенные лентами, флажками и ветками лавра. Лошади в позолоченной или посеребренной сбруе резво потряхивали мордами, сверкали на солнце вплетенные в гривы золотые нити, звенели подвешенные к упряжи маленькие колокольчики.

Колесницы сделали несколько кругов по арене и остановились. И лошади, и возницы замерли, словно изваяния, позволяя зрителям вдоволь полюбоваться собой.

Но интерес публики уже переключился на другое. Широко распахнулись створки бронзовых ворот, которые вели в подземные помещения, служитель амфитеатра, одетый в костюм этрусского Бога смерти Харуна — черный плащ с перепончатыми крыльями за спиной, взмахнул тяжелым молотком и изо всех сил ударил в большой медный гонг. Глубокий раскатистый звук поплыл над толпой. Тут же снова завыли трубы.

В темном проходе замаячили рослые фигуры, и вот первые гладиаторы ступили на песок арены. Из тысяч глоток вырвался восторженный крик, люди вскакивали с мест и размахивали руками, не в силах совладать с эмоциями и нервами.

Медленно, размеренно, с чувством собственного достоинства и некоторого презрения к этой орущей беснующейся толпе, жаждущей напиться человеческой крови, обреченные на смерть люди обходили арену, сверкая на солнце своими великолепными доспехами и бряцая оружием.

О, Боги, как великолепно они выглядели! Высокие, широкоплечие, мускулистые парни на крепких, словно у бронзовой статуи, ногах, с сильными руками, уверенно державшие мечи и копья. Их спины покрывали разноцветные, расшитые золотом и серебром плащи, кожаные сандалии были украшены кусочками янтаря, на запястьях поблескивали драгоценные браслеты, а шлемы переливались самоцветами.

Все это великолепие было, конечно, только напоказ: владельцы гладиаторов не хотели ударить лицом в грязь перед взыскательной столичной публикой и не жалели средств на экипировку своих бойцов. Ну а когда придет время поединков, все украшения будут сняты и спрятаны в сундуки, чтобы не пострадали; да и сами гладиаторы предпочитают в серьезном деле простые обычные доспехи и надежное оружие без всяких побрякушек. Такие изыски только мешают.

Но это будет позже, а пока можно и потешить публику, которая выла от восторга.

Да, там было на что посмотреть. Вот закованные в железо тяжелые, мощные самниты с большими овальными щитами в руках и короткими прямыми обоюдоострыми мечами у пояса. Их большие шлемы украшены пучками страусовых перьев, которые колышутся на ветру.

А вот — фракийцы с короткими кривыми мечами и квадратными щитами; их тела переплетает узор кожаных ремней, руки и ноги прикрыты специальными щитками.

Полуголые ретиарии, вооруженные сетями и трезубцами, галлы с легкими копьями и мечами, в шлемах, украшенных изображением рыбы, секуторы, круппеларии, сагитарии — кого там только не было! Все виды и разряды гладиаторов, весь цвет этой опасной, но такой притягательной профессии собрался сегодня на арене амфитеатра Статилия, дабы сразиться друг с другом на глазах у римского народа.

Восторженный рев стоял над ареной, зрители приветствовали своих любимцев и кумиров, женщины бросали на песок цветы и лавровые веточки, богатая молодежь швыряла золотые монеты, но гордые неприступные гладиаторы, казалось, ни на что не реагируют. Они все так же молча и с достоинством двигались вперед, обходя арену, пока не собрались и не остановились напротив покрытой пурпурным балдахином просторной цезарской ложи, где сидели Тиберий, Друз и Ливия.

Шум постепенно стих, а гладиаторы терпеливо ждали полной тишины. И лишь когда она наступила, несколько сот мускулистых загорелых рук вдруг одновременно взлетели в воздух в жесте приветствия, а из нескольких сот крепких глоток вырвался крик:

— Ave, Caesar! Morituri te salutant!

— Будь здоров, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!