Анатолий Ковалев - Потерявшая имя Страница 70

Так вот, два года назад прохладным майским утром они с Дорой бродили по аллеям Павловского парка, по обыкновению рассуждая о высокой политике. Выйдя на берег речки Славянки, к Пиль-башне, они вдруг разом умолкли, завороженно наблюдая за тем, как над рекой восходит бледное солнце. Сестра зябко передернула плечами, поежилась от налетевшего ветерка и процитировала из баллады Жуковского: «…И в траве чуть слышный шепот, как усопших тихий глас… Вот денница занялась». «Не правда ли, хорошо, Алекс?» — спросила она чуть севшим, взволнованным голосом. Тогда он не удержался и высказал ей все, что думает о русской поэзии и русском театре, и в частности о господине Жуковском, которому больше пристало считаться переводчиком, а не поэтом. «Я всегда восхищался храбростью русских солдат и доблестью русских военачальников, но, милая моя, этот народ совершенно не способен к возвышенному творчеству, — закончил он свою страстную тираду и прибавил: — Здесь, на этой суровой почве, никогда не родятся Гете и Шиллер…» В ответ сестра лишь снисходительно рассмеялась: «Алекс, ты напоминаешь мне одного тирольского свинопаса, который всерьез полагал, что его свиньи лучшие в мире!» Они с детства любили поспорить и не стеснялись в выражениях. «В России сейчас необычайный интерес к поэзии и театру, — продолжала Дора, — и вот увидишь, у нас скоро появятся свои колоссы, чьи имена поставят рядом с Гете и Шиллером. Они будут тем более грандиозны, что эта почва еще никогда не рождала литературных гениев и накопила неисчерпаемый запас сил!»

В княгине Дарье Ливен многие признавали дар прорицательницы, но это касалось в основном политики, так что Александр сильно усомнился в ее словах, произнесенных майским утром на берегу Славянки.

В первом антракте он поднялся в губернаторскую ложу.

— А вот и наш молодой остзейский барон! — по-родственному приветствовал его Федор Васильевич и тут же представил дочерям.

Протянув руку для поцелуя и залившись румянцем, Натали тихо произнесла по-французски:

— Кажется, мы с вами уже встречались?..

— Наталичка! — в сердцах воскликнул граф. — Мы ведь договорились сегодня — только по-русски!

— Ах, извините, папа! — еще больше смутилась Наташа. — Но мне приходится все время переводить…

— То есть мыслите вы по-французски? — галантно вступил в разговор Александр.

— Ну да, — развела она руками. — Это очень трудно — все время следить за собой…

— Черт знает что! — выругался губернатор и тут же доверительно обратился к Бенкендорфу, словно тот был домашним лекарем: — Ну и как нам от этого избавиться?

— Все мы с детства приучены думать по-французски, — заметил молодой офицер, желая оправдать девушку, — но отец сказал мне однажды: «Говорить ты можешь на любом языке, но, живя в России, будь любезен думать только по-русски», а я во всем слушаюсь моего родителя.

— Ай да молодчина Христофор Иванович! — восхитился Ростопчин. — Многие ему лета! Вот видишь, Наталичка, — повернулся он к дочери, — как наставляют своих детей другие отцы, а я распустил вас с малолетства, даже и слов нужных для поучения не найду…

— Позвольте прийти вам на помощь, граф, — поспешил поддержать шутку Александр. — Если вы позволите нам с Натальей Федоровной пойти осмотреть здешний зимний сад, я по дороге преподам ей первый урок в патриотическом направлении.

— Буду вам весьма обязан, дружочек, — чуть ли не проронил слезу губернатор. На самом деле ему хотелось поскорее спровадить эту парочку голубков. От опытного взора бывшего царедворца не укрылось взаимное расположение друг к другу молодых людей, а Федор Васильевич был весьма заинтересован в том, чтобы приблизить к себе остзейского барончика. Приблизить, но и только. Худородность фон Бенкендорфа не оставляла тому никаких шансов на успех, несмотря на то что сам Ростопчин, хоть и хвастал перед всеми своим происхождением от татарских ханов, графом стал совсем недавно, от щедрот императора Павла.

В зимнем саду Познякова они выбрали укромное местечко в тени померанцевого дерева. Где-то совсем близко оглушительно заливался соловей. Поговаривали, что Позняков привез из Малороссии хохлатого мужика, который изумительно подражал пению птиц. Он прятал его в зарослях сада, и тот зарабатывал себе на водку томными трелями. Александр, нежно поддерживая свою спутницу за округлый обнаженный локоть, усадил ее на свободной скамейке.

— Мы не опоздаем ко второму акту? — спросила слегка смущенная Наташа.

— А хоть и опоздаем, не велика беда, — улыбнулся Александр. — Я перескажу вам все в лицах.

— Вы? — рассмеялась девушка. — Забавно было бы послушать, как генерал поет арии!

— Ну, предположим, петь я не мастер, но разыгрывать пьесы в домашнем театре приходилось.

— Мы с Соней в детстве тоже любили представлять спектакли! — с восторгом откликнулась Натали. Ей было хорошо и уютно с этим человеком, она не замечала холодности его стального взгляда. — Можете себе вообразить, мы решили своими силами разыграть сказку из «Тысячи и одной ночи». Я была Аладдином, а Софьюшка — принцессой Будур. Джинна играл наш пятилетний кузен, и когда он вылезал из лампы, мы, изображая дым, чуть не подожгли его и весь дом в придачу! Папенька смеялся до слез, до того, что пружины у кресла не выдержали, и он провалился внутрь, задрав кверху ноги. Тут и представлению нашему конец!

Бенкендорф улыбнулся, представив неистового губернатора, застрявшего в провалившемся кресле. Он собрался было в свою очередь рассказать забавный случай из детства, по опыту зная, что такие совместные воспоминания необыкновенно сближают, но его прервали. Среди пальм и лиан внезапно появился грузный старик в бархатном розовом камзоле, с длинными кружевными манжетами и в желтых шелковых чулках. На старике был надет высокий парик в белоснежных буклях, из-под которых обильно струился пот, размывая толстый слой румян на дряблых, отвисших щеках. Этот музейный экспонат славных екатерининских времен держал крохотный колокольчик и, тихонько позвякивая им, деликатно произносил нараспев: «Гас-па-да-а! Па-пра-шу-у!» Гуляющие парочки начали покидать зимний сад.

— Наталья Федоровна, — Александр неожиданно схватил девушку за руку и, встав перед ней на одно колено, посмотрел прямо в глаза, — по долгу службы я не смогу часто бывать в вашем доме, но знайте, мне будет слишком тяжело не видеть вас каждый день! Умоляю, назначьте место и час, когда мы сможем встречаться вне вашего дома…

Она никогда бы не подумала, что эти холодные глаза способны испепелять! Наташа смутилась, однако на помощь ей пришло строгое материнское воспитание. Мгновенно совладав с собой, девушка осторожно вынула руку из ладоней коленопреклоненного офицера и, встав со скамьи, сказала, как будто ничего не слышала: