Бернард Корнуэлл - Король зимы Страница 70

— С таким же успехом можно ждать помощи от фей, — прорычал Кулух.

— Опять рыгнул? — насмешливо спросил Ланселот.

— Это все из-за рыбы, которой я объелся, лорд принц, — огрызнулся Кулух.

Король Бан пригласил нас перед уходом осмотреть его библиотеку, вероятно надеясь дать нам понять, какие бесценные сокровища мы будем защищать. Шумные мужчины, шаркая ногами, вошли в библиотеку и с разинутыми ртами глядели на свитки в пчелиных сотах полок, а потом повалили в другую комнату поглазеть на гологрудую арфистку. Галахад и я подольше задержались среди книг, где над столом невозмутимо склонился горбатый отец Кельвин. Сейчас он, казалось, весь был поглощен борьбой с серой кошкой, которая играла с его пером.

— Продолжаете выяснять размах крыльев ангела, отец? — громко спросил я.

— Кто-то должен это делать, — ответил он и хмуро покосился на меня одним глазом. — Кто ты?

— Дерфель, отец. Я из Думнонии. Мы встречались два года назад. Удивлен, что вы еще тут.

— Твое удивление мне безразлично, Дерфель Думнонийский. А кроме того, я на некоторое время отлучался. Ходил в Рим. Грязное место. Я думал, что вандалы основательно почистили его, но там по-прежнему полно жрецов и их пухлых мальчиков, поэтому я снова вернулся сюда. — Он исподлобья неприязненно глянул на меня. — А ты, Дерфель Думнонийский, заботишься о моей безопасности?

Мне, если честно, было все равно, но я не показал виду.

— Моя работа — защищать жизни людей, — высокопарно произнес я, — и твою тоже, отец.

— Тогда вверяю тебе мою жизнь, Дерфель Думнонийский, — просто сказал отец Кельвин и снова повернул уродливое лицо к своим манускриптам. Отпихнув кошку, он отнял у нее перо и вдруг добавил: — Порукой мне — твои честь и совесть, Дерфель Думнонийский. А теперь иди драться и оставь меня заниматься моим не менее полезным делом.

Я попытался было порасспросить священника о Риме, но он только отмахнулся, и я отправился в амбар у западной стены, превратившийся в наш дом на время осады. Галахад, ставший, можно сказать, почетным думнонийцем, жил с нами. Мы с ним принялись подсчитывать франков, которые после очередной попытки отыскать в песках дорогу к острову откатывались назад. Барды, воспевая оборону Инис Требса: утверждают, что франков было больше, чем песчинок в бух те. На самом деле их было не так много, но и не мало. Любой военный отряд франков в Западной Галлии намного превосходил ряды защитников крепости, и все они стремились ворваться туда первыми, надеясь поживиться несметными сокровищами, хранившимися здесь, по ходившим среди них слухам, со времен падения Римской империи. Галахад насчитал приблизительно три тысячи франков. По-моему, их было не больше двух тысяч. А Ланселот уверял всех, что перед нами десять тысяч врагов. Но в любом случае их было слишком много.

Первые атаки франкам не удались. Они нащупали дорогу через пески и кинулись на штурм главных ворот, но были отброшены. На следующий день они уже атаковали нашу часть стены и получили достойный отпор. Однако на этот раз они не успели убраться до начала прилива, и большая часть их отряда была отрезана от берега. Одни пытались спастись вплавь и утонули, а другие, прижимаясь к стенам крепости, старались пройти по оставшейся узкой полоске песка. И здесь их настигли и всех до одного перебили копьеносцы Блайддига, вождя, который привел меня в Беноик. Теперь он был поставлен начальником над воинами-ветеранами. Вылазка Блайддига считалась прямым нарушением приказа Ланселота, запрещавшего выход за городскую стену, но убитых франков было так много, что Ланселот сделал вид, будто сам послал Блайддига, а позже, после гибели Блайддига, и вовсе присвоил себе этот подвиг. Fili немедленно сочинили песню о том, как Ланселот запрудил бухту мертвыми телами франков, хотя на самом деле он в тот момент отсиживался во дворце. А тела франкских воинов еще долго после этого плескались вокруг острова, и на эту падаль слетались тучи морских чаек.

Поняв, что с ходу крепость не взять, франки принялись строить хорошую насыпную дорогу. Они срубили сотни деревьев и уложили их в песок, затем придавили ряды бревен камнями, принесенными на берег рабами. Приливы в широкой бухте Инис Требса были бурными и стремительными, и новая насыпная дорога размывалась, во время отлива вода уносила бревна. Но франки каждый раз заделывали промоины в дороге новыми бревнами и грудами камней. У них были тысячи рабов, и никто не ценил жизнь этих несчастных, которые надрывались, тонули и умирали при постройке дороги. Насыпная дорога становилась все длиннее, а запасы пищи в нашей крепости уменьшались. Несколько оставшихся у нас лодок использовались для ловли рыбы, другие возили зерно из Броселианда. Франки спустили на воду свои судна, и после того, как две наши рыбацкие лодки были захвачены врагом, а их команды перебиты, остальные моряки наотрез отказались выходить в море. Поэты и придворные, засевшие во дворце на вершине холма и расхаживавшие с новенькими копьями, имели всего вдоволь, опустошая неисчерпаемые запасы королевских складов, а мы, воины, соскребали ракушки со скал, ели мидий, выковыривая этих моллюсков из острых как бритва створок, даже тушили крыс, которых ловили в амбарах, набитых несъедобными шкурами, солью и бочками с гвоздями. Нет, мы не умирали с голоду, мы навострились плести из ивовых прутьев ловушки, опускали их со скал в воду, и почти всегда там оказывалось несколько рыбешек. Правда, пользуясь приливами, франки посылали специальные летучие отряды, которые постоянно разрушали с таким трудом сделанные ловушки.

Лодки франков так и кружили вокруг стен, где бухта была достаточно мелководной, и развлекались, протыкая кольями наши ивовые ловушки. Одна такая лодка наскочила намель и застряла примерно в четверти мили от острова. Кулух приказал захватить ее. Нас было человек тридцать. Выбравшись наружу по спущенной со стены старой рыбацкой сети, мы быстро добрались до франкского суденышка. Все двенадцать человек из их команды тут же разбежались. В лодке оказались две бочки соленой рыбы и два черствых каравая хлеба, все это мы с торжеством притащили к своим. А когда наступил прилив, мы пригнали к стенам крепости и лодку Ланселот, узнав о нашем своеволии, снова никак не показал неудовольствия, зато королева Элейна прислала строгую записку, требуя отчета о доставшейся нам добыче. Мы отправили немного сушеной рыбы на холм, но наш дар был истолкован как оскорбление. Ланселот заявил, что мы пируем, когда Инис Требс голодает. Возмущенный, я отправился ко дворцу, чтобы потребовать извинений. Я тщетно вызывал Ланселота, который укрылся со своими поэтами за запертой дверью. Плюнув, я вернулся назад.