Ольга Крючкова - Капитан мародеров. Демон Монсегюра Страница 71

Месяца марта, одиннадцатого дня

Войска славного Лангедока, насчитывающие пять тысяч рыцарей, присоединились к воинам Боэмунда Тарентского в окрестностях бургундского Лиона. Да, конечно, граф Тарентский честолюбив и связывает с походом огромные надежды. Мне стало известно, что он продал почти все свое имущество, чтобы снарядить войско, превосходящее мое по численности, как ни прискорбно признать. Рыцари графа Тарентского экипированы отлично, особенно в сравнении с рыцарями скуповатого графа Клермонского, а уж про моего племянника графа Барселонского и говорить нечего, его люди будут сражаться на одном энтузиазме, поддерживать который, несомненно, будет вера во Всевышнего. Но помимо веры в Господа нашего, неплохо бы иметь достойные мечи и доспехи, смею предположить, что сарацины, отличающиеся крайней жестокостью и воинственностью, добровольно не расстанутся с христианскими реликвиями. Сарацины не видят духовной ценности сих реликвий и не могут оценить их по достоинству в силу своей веры, для них лишь привлекательны – серебро, золото и драгоценные камни. Поэтому долг каждого истинного католика освободить Святые места от засилья людей чуждой нам веры и восстановить порядок и спокойствие в сих землях.

Месяца апреля, восемнадцатого дня

Лагерь под Лионом разрастается с каждым днем все более. Окрестности превращаются в сплошное живое море людей из блестящих лат, курше*, кольчуг и котэ-макле*. У всех имеется отличительный знак похода – крест на одежде или плаще. Вооружение этого моря, не иначе как живого, различно: от примитивных луков и флэ-дармес, фрамей, изготовленных в незапамятные времена, до алебард, фальшионов[13], входящих в экипировку рыцарей из северных земель Реймса. Да, эта волна захлестнет сарацинов, нет сомнений! Вера в победу сильна, она вдохновляет!

Священники и епископы Апский и Оранжский, прибывшие в лагерь, дабы поддержать воодушевление рыцарей и укрепить их словом Божьим, подвержены столь высокому религиозному порыву, что он передается всем окружающим, еще более укрепляя веру в правое дело.

Наконец, прибыли граф Гуссье Латурский и барон Беарнский с семью тысячами воинов. Завтра выступаем в Италию, далее – в королевства Хорватия и Сербия. Да будет так!!!

Месяца июня, двадцать второго дня

После двух месяцев продвижения по Италии, Сербии и Хорватии мы достигли, наконец, крепости Шкодер, расположенной на границе Сербии и Византии.

Людям требовался отдых, несмотря на наш религиозный порыв, мы валимся с ног от непрерывного почти трехдневного перехода. Лошади изнурены, люди тоже.

В Шкодер двумя днями раньше прибыли рыцари из Неаполя, Барии и Бринзиди. После отдыха, который займет пару дней, не более, мы двинемся в Фессалонику, далее в Константинополь.

Месяца августа, четырнадцатого дня

Константинополь прекрасен! Нет города красивее! Ничто не может сравниться с собором Святой Софии, поражая воображение простого смертного! Храмы моей родной Тулузы, взять хотя бы Сен-Сернен или Монферан, они, безусловно, великолепны, но в то же время слишком обыденны. Возможно, я привык к их виду и убранству, посещая столь часто. Но одно я знаю верно – после посещения Софийского собора, вера в нашего Господа только крепнет. Несмотря на некоторые разногласия священных обрядов византийской и римских церквей, нельзя не признать величие и красоту Софийского собора. Красота и размах, с которым сооружен собор, его убранство, святые лики на иконостасе приводят в священный трепет. И этот трепет напоминает о нашей миссии.

Месяца августа, девятнадцатого дня

Мои переговоры с Константинопольским императором Алексием увенчались успехом. Я, как предводитель войска крестоносцев, достиг всех необходимых договоренностей. В обмен на присягу верности императору и обещание части военной добычи за оказанную поддержку, я получил провиант и корабли. К сожалению, не все поняли мой тактический ход с принесением присяги. Германские рыцари, присоединившиеся к моему войску уже здесь, в Константинополе, не пожелали ее принести. Бог им судья! Начинать поход с внутренних разногласий опасно и опрометчиво. Поэтому присягу верности принесли все французские и итальянские феодалы, что вполне достаточно для единства нашего святого дела.

Германцы держатся особняком, признают только своего князя, не прислушиваясь к моим разумным словам. Весьма напрасно! Их германское тщеславие и непомерные, ничем не подтвержденные амбиции невыносимы! Но мы свершаем единое дело, где нет место личной неприязни. Я усмиряю свой гнев, ведь я прекрасно знаю, что германцы бесстрашные опытные воины и это важнее всего. Их вера в Господа нашего сомнительна, похоже, что они не истинные христиане, а привержены некому ответвлению общепринятого учения. Но, несмотря на это обстоятельство, германцы вступили под знамена крестоносцев, дабы сразиться за гроб Господень.

6598 года, месяца июня, десятого дня

Писать еще тяжело, рука едва держит перо после сразившей меня лихорадки. Войска крестоносцев под моим предводительством двинулись вглубь Сирии. Нестерпимая влажность и жаркий климат повергли нас страшным испытаниям. Лихорадка косила ряды крестоносцев, как бубонная чума. К несчастью, отвратительная изматывающая болезнь сразила и меня. Я не прикасался к дневнику почти год. Сначала напряженная осада Никеи, затем – ее штурм не способствовали стройным записям мыслей. При штурме Никеи мы одержали победу, но какой ценой! Сарацины, бесстрашные воины, одержимые чуждой нам верой, бросались на воинов-крестоносцев подобно безумным. Они выкрикивали свои боевые кличи, страх им неизвестен!

Помимо рыцарей под предводительством своих сеньоров, на поиски богатства и удачи в Святую землю хлынули отряды крестьян-крестоносцев. Они примыкали к нам повсюду и в Бургундии, в Италии, Хорватии и Сербии. Если французские свободные крестьяне были вооружены, по крайней мере, луками, копьями или флэ-дармес, то сербы и хорваты – только луками, и то в лучшем случае. Их вооружение крайне примитивно – лишь одни дубинки.

Религиозное воодушевление и жажда наживы достигли своего апогея, крестьяне шли в поход, не имея ничего кроме холщевой сумки с грубой пищей. Бой под Никеей* был страшен. Сарацины налетали полчищами, как пешими, так и конными. Их кривые мечи сносили головы беззащитных крестьян. Поле битвы было усеяно изуродованными трупами в холщевых рубахах. На многих даже отсутствовали кожаные панцири, до такой степени они были бедны, надеясь на сказочное богатство в Святой земле.