Александр Дюма - Две Дианы Страница 74

– И что же?

– Не это ли имя вашей безумной родственницы, той самой, которую вам приходится здесь охранять? – задал вопрос Габриэль.

– Вполне возможно. А что дальше? – спросил высокомерно лорд Уэнтуорс.

– Если это так, милорд, то эта ваша дальняя родственница мне несколько знакома. Я неоднократно встречал ее в Лувре. Я предан ей, как всякий французский дворянин французской принцессе крови.

– И что еще? – повторил лорд Уэнтуорс.

– А то, что я требую у вас отчета о вашем поведении и вашем отношении к пленнице столь высокого ранга.

– А если, сударь, я вам откажу так же, как уже отказал королю Франции?

– Королю Франции? – удивился Габриэль.

– Совершенно правильно, сударь, – все так же хладнокровно ответил Уэнтуорс. – Подобает ли англичанину давать отчет чужеземному властителю, особенно тогда, когда его страна в состоянии войны с этим властителем? Тогда, господин д’Эксмес, не отказать ли мне заодно и вам?

– Я вас заставлю мне дать ответ! – воскликнул Габриэль.

– И вы, без сомнения, надеетесь поразить меня той шпагой, которую вы сохранили благодаря моей любезности и которую я могу хоть сейчас потребовать у вас обратно?

– О, милорд, – с бешенством выкрикнул Габриэль, – вы мне заплатите за это!

– Пусть так, сударь. Я не откажусь от своего долга, но не раньше, чем вы уплатите свой.

– Черт возьми, я бессилен! – в отчаянии воскликнул Габриэль, сжимая кулаки. – Бессилен в тот миг, когда мне нужна сила Геркулеса!

– Н-да, вам, должно быть, и в самом деле досадно, что ваши руки скованы совестью и обычаем, но сознайтесь, для вас, военнопленного и данника, неплохо было бы получить свободу и избавиться от выкупа, перерезав горло своему противнику и кредитору.

– Милорд, – сказал Габриэль, стараясь успокоиться, – вам небезызвестно, что месяц назад я отправил своего слугу в Париж за суммой, которая так вас интересует. Я не знаю, ранен ли Мартен-Герр, убит ли в пути, несмотря на вашу охранную грамоту, украли ли у него деньги, которые он вез… Я ничего толком не знаю. Ясно только одно: его еще нет. И поскольку вы не доверяете слову дворянина и не предлагаете мне самому ехать за выкупом, я пришел вас просить, чтобы вы позволили мне отправить в Париж другого гонца. Но теперь, милорд, вы уже не смеете мне отказать, ибо в ином случае я могу утверждать, что вы страшитесь моей свободы!

– Интересно знать, кому вы это сможете сказать здесь, в английском городе, где моя власть безгранична, а на вас все смотрят не иначе как на пленника и врага?

– Я это скажу во всеуслышание, милорд, всем, кто мыслит и чувствует, всем, кто благороден!.. Я скажу об этом вашим офицерам – они-то разбираются в делах чести, вашим рабочим – и они поймут и согласятся со мной!..

– Но вы не подумали, сударь, – холодно возразил лорд Уэнтуорс, – о том, что, перед тем как вы начнете сеять раздор, я могу одним жестом швырнуть вас в темницу – и, увы, вам придется обличать меня лишь перед стенами!

– О! А ведь и верно, гром и молния! – прошептал Габриэль, стискивая зубы и сжимая кулаки.

Человек страсти и вдохновения, он не мог преодолеть выдержки человека из стали.

И вдруг вырвавшееся ненароком слово круто изменило весь ход событий и сразу восстановило равенство между Габриэлем и Уэнтуорсом.

– Диана, дорогая Диана! – едва слышно проронил молодой человек.

– Что вы сказали, сударь? – вспыхнул лорд Уэнтуорс. – Вы, кажется, произнесли «дорогая Диана»! Вы так сказали или мне показалось? Неужели и вы любите герцогиню де Кастро?

– Да, я люблю ее! – воскликнул Габриэль. – Но моя любовь столь чиста и непорочна, сколь ваша жестока и недостойна!

– Так что же вы мне здесь болтали о принцессе крови и о заступничестве за угнетенных! – закричал вне себя лорд Уэнтуорс. – Значит, вы ее любите! И, конечно, вы тот, кого любит она! Вы тот, о ком она вспоминает, когда желает меня уязвить! А, значит, это вы!

И лорд Уэнтуорс, только что столь презрительный и высокомерный, теперь с каким-то почтительным трепетом взирал на того, кого любила Диана, а Габриэль при каждом слове соперника все выше поднимал голову.

– Ах, значит, она любит меня! – ликующе выкрикнул Габриэль. – Она еще думает обо мне, вы сами так сказали! Если она меня зовет, я пойду, я помогу ей, я спасу ее! Что ж, милорд, возьмите мою шпагу, терзайте меня, свяжите, швырните в тюрьму – я сумею назло всему миру, назло вам спасти и уберечь ее! О, если только она меня любит, я не боюсь вас, я смеюсь над вами! Будьте во всеоружии, я же, безоружный, смогу вас победить!..

– Так и есть, так и есть, я это знаю… – бормотал совершенно подавленный лорд Уэнтуорс.

– Зовите стражу, прикажите бросить меня в темницу, если вам угодно. Быть в тюрьме рядом с ней, в одно время с ней – это ли не блаженство!

Наступило долгое молчание.

– Вы обратились ко мне, – снова заговорил лорд Уэнтуорс после некоторого колебания, – с просьбой снарядить второго посланца в Париж за вашим выкупом?

– Совершенно верно, милорд, – ответил Габриэль, – с таким намерением я к вам и явился.

– И вы меня, кажется, попрекали, – продолжал губернатор, – что я не доверяю чести дворянина, поскольку не хочу отпустить вас на честное слово поехать за выкупом?

– Верно, милорд.

– В таком случае, милостивый государь, – ухмыльнулся Уэнтуорс, – вы можете сегодня же отправиться в путь.

– Понимаю, – сказал с горечью Габриэль, – вы хотите удалить меня от нее. А если я откажусь покинуть Кале?

– Здесь я хозяин, милостивый государь, – ответил лорд Уэнтуорс. – Ни принимать, ни отвергать мою волю вам не придется, вы будете повиноваться.

– Пусть так, милорд, но поверьте мне: я знаю цену вашему великодушию.

– А я, сударь, ни в какой мере не рассчитываю на вашу благодарность.

– Я уеду, – продолжал Габриэль, – но знайте: скоро я вернусь, милорд, и уж тогда все мои долги вам будут оплачены. Тогда я не буду вашим пленником, а вы – моим кредитором, и вам придется волей-неволей скрестить со мною шпагу.

– И все-таки я откажусь от поединка, – печально вымолвил лорд Уэнтуорс, – ибо наши шансы слишком неравны: если я вас убью, она меня возненавидит, если вы меня убьете, она полюбит вас еще сильнее. Но все равно – если нужно будет согласиться, я соглашусь! Но не думаете ли вы, – добавил он мрачно, – что я дойду до крайности? Не пущу ли я в ход последнее, что у меня осталось?

– Бог и все благородные люди осудят вас, милорд, если вы будете нагло мстить тем, кто не в силах защищаться, тем, кого вы не смогли победить, – угрюмо ответил Габриэль.

– Что бы ни случилось, – возразил Уэнтуорс, – вам судить меня не придется.

И, помолчав, добавил: