Бернард Корнуэлл - Стоунхендж Страница 75

Она повела его в храм. Там не было никого, только восходящая луна изливала свет на огромные валуны, на которых мелкими искорками отражался свет звёзд. Дирэввин вела Сабана к старой хижине Санны, всё также единственному строению внутри вала, и там она швырнула голову Джегара возле входа и стянула через голову свою рубаху и ожерелье из костей.

— Ты тоже, — сказала она, показывая, что он тоже должен снять одежду. — Я не собираюсь насиловать тебя, Сабан, просто хочу поговорить с богиней. Ей нравимся мы обнажённые, так же как ваши жрецы обнажаются, чтобы ничто не лежало между ними и их богами.

Она пронырнула в хижину. Сабан снял рубаху и обувь, и последовал за ней. Кто-то, по-видимому, Дирэввин, повесил детский череп над входом. Это был череп очень маленького ребёнка, так как родничок в его голове ещё не зарос. Внутри хижины ничего не изменилось. Те же вязанки, подвешенные к тёмной крыше, те же кучи шкур, корзины костей, горшки с травами и притираниями.

Дирэввин села у очага, скрестив ноги, и велела Сабану сесть напротив. Она подложила дров в очаг. Огонь ярко разгорелся, и крылья летучих мышей и оленьи рога на столбе поддерживающем крышу, начали отбрасывать устрашающие тени. Пламя осветило её тело, и Сабан увидел, что она стала очень худой.

— Я больше не красива, правда? — спросила она.

— Нет, — сказал Сабан.

Она улыбнулась этому.

— Ты лжёшь, так же как твои братья.

Она полезла в большой горшок, вытянула оттуда пригоршню сухих трав и бросила в огонь. Она бросала пригоршня за пригоршней, и мелкие светлые листья сначала ярко вспыхнули, а затем начали душить пламя. Оно почти угасло, и хижина заполнилась густым дымом.

— Дыши дымом, — приказала Дирэввин, и Сабан наклонился и сделал глубокий вдох. Он почти задохнулся, и голова у него закружилась. Но он заставил себя ещё раз глубоко вдохнуть, и почувствовал что-то сладкое и тошнотворное в грубом аромате дыма.

Дирэввин закрыла глаза и начала раскачиваться из стороны в сторону. Она дышала через нос, и каждый раз задерживала дыхание, а потом неожиданно начала рыдать. Её худые плечи затряслись, лицо исказилось, и полились слёзы. Словно сердце её было разбито. Она стонала, задыхалась и рыдала, слёзы ручьями стекали у неё по лицу. Потом она согнулась вдвое, как будто её затошнило, и Сабан испугался, что она уронит голову в дымящий костёр, но потом, так же неожиданно она выгнулась назад и, с трудом дыша, уставилась в остроконечную крышу.

— Что ты видишь? — спросила она его.

— Ничего, — сказал Сабан. Он чувствовал лёгкое головокружение, как будто он выпил слишком много хмельного напитка, однако ничего не видел. Ни снов, ни видений, ни призраков. Он испугался, что он увидит Санну, вернувшуюся из мёртвых, но кроме теней, дыма и белого тела Дирэввин с выступающими рёбрами не было ничего.

— Я вижу смерть, — зашептала Дирэввин. Слёзы всё ещё текли по её щекам. — Будет очень много смерти. Вы строите храм смерти.

— Нет, — запротестовал Сабан.

— Храм Камабана, — сказала Дирэввин, её голос был похож на дуновение ветра между деревянными столбами храма, — храм зимы, Храм Теней. — Она покачивалась из стороны в сторону. — Кровь будет испаряться из его камней, как туман.

— Нет!

— И невеста солнца умрёт там, — тихо напевала Дирэввин.

— Нет!

— Твоя невеста солнца, — теперь Дирэввин смотрела на Сабана, но, не видела его, так как её глаза закатились, оставив видимыми только белки глаз. — Она умрёт там! Кровь на камнях!

— Нет! — закричал Сабан, и его порыв вывел её из транса.

Её глаза сфокусировались, и она казалась удивлённой.

— Я только рассказала то, что я вижу, и то, что Санна позволяет мне видеть, а она ясно видит Камабана, так как он украл её жизнь.

— Украл её жизнь? — удивлённо спросил Сабан.

— Его видели, Сабан, — устало произнесла Дирэввин. — Ребёнок видел, как прихрамывающий человек на рассвете выходил из храма, и это же утро Санну нашли мёртвой, — она пожала плечами. — И теперь она не может отправиться к своим предкам, до тех пор, пока Камабан не освободит её. И я не могу убить Камабана, так как я убью Санну вместе с ним, и разделю её судьбу, — она выглядела очень печальной, затем покачала головой. — Я хочу к Лаханне, Сабан. Я хочу быть на небе. Здесь на земле нет счастья.

— Будет, — уверенно сказал Сабан. — Мы вернём Слаола, и больше не будет ни зимы, ни болезней.

Дирэввин грустно улыбнулась.

— Не будет зимы, — задумчиво сказала она. — И всё будет соответствовать рисунку, — она наслаждалась удивлением Сабана. — Мы знаем всё, что происходит в Сэрмэннине, — сказала она, — торговцы приходят и рассказывают нам. Мы знаем о вашем храме и о ваших надеждах. Но откуда ты знаешь, что рисунок нарушен?

— Знаю, и всё.

— Вы подобны мышам, — презрительно сказала Дирэввин, — которые думают, что пшеница растёт для них, и что, читая молитвы можно сохранить урожай.

Она смотрела в тусклый огонь очага, а Сабан пристально глядел на неё. Он пытался совместить в памяти эту озлобленную колдунью с девушкой, которую он когда-то знал, и вероятно, она подумала о том же самом, так как она внезапно подняла на него взгляд.

— Тебе не хочется иногда, чтобы всё стало так, как раньше? — спросила она.

— Да, — ответил Сабан, — постоянно.

Она улыбнулась горячности в его голосе.

— Мне тоже, — тихо сказала она. — Мы были счастливы, правда, ты и я? Мы были совсем детьми. Это ведь было не очень давно, а теперь ты передвигаешь храмы, а я отдаю приказы Раллину.

— Что ты приказываешь ему?

— Убивать всё из Рэтэррина, конечно. Убивать и снова убивать. Они постоянно нападают на нас, но нас защищают болота, а если они пытаются их обойти, мы встречаем их в лесах и убиваем одного за другим, — её голос был полон мести. — А кто начал убивать? Ленгар! А кому поклоняется Ленгар? Слаолу! Он сбежал в Сэрмэннин и научился там поклоняться Слаолу превыше всех богов, и с этого времени нет конца убийствам. Слаол выпущен на волю, и он несёт с собой кровь.

— Он наш отец, и он любит нас.

— Любит нас! — бросила Дирэввин. — Он безжалостный бог, Сабан, а зачем безжалостному богу уносить от нас зиму? Или избавлять нас от горестей? — она пожала плечами. — Когда ты поклонялся Слаолу как всего лишь одному из богов — всё было нормально. Но вы поставили его во главу всех богов, и теперь он занёс над вами свою плеть.

— Нет, — сказал Сабан.

— А я буду бороться с ним, — сказала Дирэввин. — Теперь я враг Слаола, Сабан, потому что его жестокость надо обуздать.

— Он не жесток, — настаивал Сабан.

— Скажи это девушкам, которых он каждый год сжигает в Сэрмэннине, — язвительно сказала Дирэввин, — хотя он уберёг твою Орэнну, не так ли? — она улыбнулась. — Да, я знаю её имя. Она хорошая женщина?