Бен Кейн - Ганнибал. Кровавые поля Страница 76

– А многие ли из этих людей благородного происхождения являются моими знакомыми? – спросил Калавий.

Неловкое покашливание.

– Да, некоторых ты знаешь.

«Вполне вероятно, Атия находится в списке Фанеса», – подумал Ганнон, продолжая кипеть от гнева. У него уже начал вырисовываться план действий.

– Я не могу одобрить такие вещи, – резко сказал Калавий. – В наши трудные времена следует дать таким людям время. И тогда они смогут расплатиться.

– Но…

– Нет, Фанес.

Короткая пауза.

– Я бы не хотел напоминать тебе, но есть одна проблема с твоим зятем, – пробормотал грек.

– Это меня не касается, – резко сказал Калавий.

– Не совсем так. Будет выглядеть не лучшим образом, если выяснится, что зять одного из самых прославленных магистратов Капуи – выродок, игрок, промотавший семейное состояние. Человек, который все свое время проводит в самых отвратительных тавернах и публичных домах?.. Твои шансы на переизбрание заметно упадут.

– Будь ты проклят, грек!

– Ты не оставляешь мне выбора. Я имею полное право обратиться в суд для взыскания долгов, – запротестовал Фанес.

– Но ты все равно останешься паразитом и кровососом! – Калавий тяжело вздохнул. – Какова цена твоего молчания относительно моего зятя?

– В качестве жеста доброй воли я спишу все его долги, и никогда мои губы не произнесут его имя. А в ответ я не попрошу у тебя даже драхмы. Как я уже говорил, мне нужно лишь, чтобы судьи одобрили список владений, которые я собираюсь получить.

– Сначала я хочу увидеть список, – сказал Калавий.

– К концу дня его доставят вам домой.

– Тогда наши дела закончены. Я больше не получаю удовольствия от твоего вина. – Калавий встал и ушел.

Ганнон почувствовал, что Фанес смотрит на него, и продолжал дышать спокойно и размеренно. Вскоре грек встал и удалился. Когда прошло еще некоторое время, юноша решил перейти в кальдарий. Здесь было гораздо больше людей, чем в тепидарии, а воздух был горячим и влажным. Почти дюжина мужчин расслаблялась в бассейне, среди них Ганнон заметил Калавия и высокого аристократа; остальные намазали тела маслом и скребли стигилями кожу. Некоторые лежали лицом вниз на каменных скамьях, и рабы делали им массаж.

Однако Ганнон почувствовал разочарование, нигде не обнаружив Фанеса. Затем он услышал женский голос, доносившийся из расположенных сбоку кабинок, и вспомнил об услугах, которые ему предлагали при входе. Он решил рискнуть, предположив, что грек находится в одной из таких кабинок. Но юноша понимал, что, если он последует за Фанесом слишком быстро, это вызовет подозрения, поэтому Ганнон забрался в бассейн, стараясь никому не смотреть в глаза.

После долгих дней без мытья горячая вода оказалась настоящим благословением. Ему хотелось погрузиться до самого подбородка, но он помнил о нашейной повязке, которую не следовало мочить, поэтому держался руками за край бассейна. Здесь также все говорили о войне: о том, в каком легионе служил сын одного мужчины; как Фабий трусит и не хочет устраивать решительное сражение с Ганнибалом и как чудесно, что войско Карфагена снова направилось на восток; как беженцы продолжают прибывать в Капую и город уже переполнен; и так далее. Ганнон находился слишком далеко, чтобы подслушать беседу Калавия с третьим мужчиной, но он не слышал упоминания имен Атии и Аврелии. «Терпение», – подумал юноша. Если его план удастся осуществить, то Фанес расскажет ему, где они живут. Вскоре один из его соседей дружелюбно спросил о нашейной повязке. Объяснение было принято без дальнейших вопросов, но Ганнон почти сразу после этого двинулся дальше, ему совсем не хотелось вступать в беседу. Он закончил мыться, вытерся простыней и отправился за своей одеждой – он должен был оказаться на улице раньше грека.

Двое громил все еще стояли возле входа в бани. Они занимали идеальное место для наблюдения за входом в баню, поэтому Ганнону пришлось сесть в открытой таверне, находившейся неподалеку. Он без особого аппетита ел безвкусную кашу, которая называлась «мясной похлебкой», продолжая бросать внимательные взгляды в сторону бани. Постепенно его стали охватывать сомнения – быть может, лучше уйти и начать самостоятельные поиски Аврелии. Довольно скоро он принял решение. В его нынешнем положении было глупо думать об осторожности. Уже сама поездка в Капую являлась чистым безумием. А теперь, когда он оказался здесь, у него появился реальный шанс отыскать Аврелию при помощи Фанеса, на лучшее он едва ли мог рассчитывать, блуждая по улицам без всякого смысла.

Когда грек вышел из бани, Ганнон, к своему огромному разочарованию, обнаружил, что двое громил – его телохранители. Ну почему они оказались его телохранителями? План допроса становился безнадежным. Бросив мрачный взгляд на хозяина таверны, Ганнон расплатился и последовал за Фанесом и его охраной. И вскоре понял, что ростовщик обходит своих должников. Реакция всех владельцев лавок была одинаковой: удивление и смятение. Однако у них не получалось избежать встречи с Фанесом или закрыть заведения. Его спутники знали свое дело – они засовывали ноги в дверные проемы или хватали несчастных за шиворот и припирали к стене. Открыто, не обращая внимания на проходивших мимо людей. Все надежды Ганнона на то, что ему каким-то образом удастся избавиться от здоровенных парней, исчезли. Они были не только вооружены короткими дубинками, но и умело ими пользовались. Прижать Фанеса он сумеет только в том случае, если грек отошлет своих подручных прочь. Погрустневший Ганнон еще час следовал за этой троицей.

К этому моменту карфагенянин уже перестал соблюдать прежнюю осторожность. На менее шумной улице он едва не натолкнулся на громил Фанеса, когда заметил отсутствие грека. Юноша поспешно изобразил интерес к скобяным изделиям, выставленным возле магазина, и, повинуясь импульсу, купил небольшой, но острый нож. Когда Ганнон обернулся, взгляды телохранителей были прикованы к лестнице, ведущей в храм, что позволило ему понять, где Фанес. Спрятав нож под туникой, карфагенянин прошел мимо громил. Лестница, ведущая в храм, была забита людьми. Прорицатели предсказывали будущее; здесь продавали куриц для жертвоприношений, светильники и побрякушки, которые оставляли в храме в качестве дара богам.

Ганнон купил крошечную глиняную амфору, чтобы не отличаться от других; теперь всякий, кто взглянул бы на него, принял бы его за обычного посетителя храма. Наверху шесть мощных колонн с каннелюрами[13] поддерживали треугольный, богато отделанный портик. В центре стояла раскрашенная фигура крылатой женщины со скипетром в руках. С двух сторон к ней направлялись моряки на кораблях с протянутыми в мольбе руками. «Фортуна», – подумал Ганнон. Ростовщики молятся Фортуне, чтобы она даровала им удачу. Это показалось ему вполне уместным.