Андрей Посняков - Грамота самозванца Страница 8

Прохору тоже нравилась Василиска, сильно нравилась. Однако девчонка избрала Ивана, а Проню, при расставании, нарекла братом, так вот…

– Садись, братец Проша! – приветствовал друга Митька. – Поведай, где бродил, что поделывал?

– Старине Пьеру ворота чинить помогал, – потеребив окладистую рыжеватую бородку, довольно отозвался Прохор. – Он, Пьер-то, хоть и знатный кузнец, а все ж не молод уже – сила в руках не та.

Все это, естественно, Прохор произнес по-русски, ибо французскую речь меж своими не жаловал, поскольку плохо ее знал, а узнать лучше ничуть не стремился, не было у него такого желания – иное дело кулаками помахать или, вот, помочь кому по кузнечной части – Прохор ведь в прежней своей, тихвинской жизни молотобойцем служил у Платона Акимыча Узкоглазова, кузнеца, спору нет, знатного, правда, как оказалось, страшного интригана, ну, да это уж другая история. Короче, свое ремесло парень туго знал, чем, не без основания, и гордился.

Любопытный Жан-Поль хотел было попросить Митрия или Ивана перевести Прохоровы слова, да не успел – в дверь как раз постучали.

– Все свои давно дома сидят, – пошутил Иван. – Ну, заходи, кто там…

– Не помешаю? – в приоткрывшейся двери показалась круглая физиономия ларошельца Рене Мелиссье. Иссиня-черные кудри, темные глаза, крупный породистый нос, небольшие усики – Рене был парнем видным и нравился девушкам, в особенности – цветочницам и служанкам, и даже небольшой рост его не был в этом помехой.

– Ого, вижу, все в сборе, даже Жан-Поль здесь, – войдя, поклонился Рене. – Что-то не видал сегодня на лекции ни тебя, ни Жана. Небось, решили предпочесть общество веселых девиц скучнейшим словесам старого черта Мелье?! Я бы тоже так сделал, только вот не с кем было, а одному – скучно. Жаль, вас не встретил.

– Мы у Сен-Жермена фехтовали, Рене.

– Ах, вы еще и фехтовали? Ну, молодцы, ничего не скажешь.

– Да ты садись, садись, – пригласил Митька. – Выпей вот с нами вина.

– Вкушать вино – грех. – Рене резко посерьезнел, потом не выдержал, фыркнул. – Впрочем, в хорошей компании – можно. Собственно, я зашел переговорить с Прохором…

Нормандец открыл было рот – наверняка сказать что-нибудь обидное, нет, не лично про Рене, а про гугенотов вообще, – но Иван быстро пресек подобную опасность, заговорив о парижских лавках. Заодно похвастался обновкой – воротником брабантского кружева.

– Ну, – поцокал языком Рене. – Теперь все аристократки в Париже – твои! Можешь даже иногда этак прогуливаться около Лувра, главное, чтоб воротник был издалека виден.

– К такому б воротнику еще и плащ, и шитую серебром перевязь, – поддакнул хитрый нормандец. – Не знаешь, где все это взять, хотя бы на время?

– Плащ могу одолжить. – Рене усмехнулся. – А вот перевязь… О! Спросите-ка у Робера Перме, он живет на…

– Знаю я, где он живет, – махнул рукой Митька. – Этот Робер Перме – потешный такой увалень, так?

– Так, так, правильно ты сказал – увалень.

– Ну, стало быть, перевязь раздобудем.

Раздобыли и перевязь, и плащ, и даже новые перья на шляпу – всем этим охотно занимался Жан-Поль, поставивший дело так, что его русский друг быстро приобрел весь внешний лоск молодого парижского аристократа из довольно небедной семьи. Парень стал – хоть куда, вот только «belle inconnu» – прекрасная незнакомка – что-то не давала о себе знать до самого четверга. Но вот в четверг, в день поминовения Орлеанской девственницы Жанны…

Вообще-то был уже не день, но и не совсем вечер, а то, что французы называют «de l’apres midi» – после полудня. Иван как раз вернулся из университета, вернулся быстрее всех – Прохор остался помогать кузнецу Пьеру, Митрий задержался по пути в книжной лавке, а Жан-Поль, по своему обыкновению, торчал в какой-то таверне. Звал и Ивана, да тот отказался в тайной надежде – а вдруг прекрасная мадемуазель подаст хоть какую-то весточку? Вдруг?

И в дверь постучали. Легко так, даже, можно сказать, пикантно. Иван давно уже научился определять, кто как стучит: Митька – сухо, сдержанно, Жан-Поль, наоборот, трескуче-эмоционально, Рене – четко разделяя удары: тук-тук-тук, ну а Прохор – громко и неудержимо, словно кулаком в лоб. Ну а сейчас все было иначе, совсем иначе…

– Кто там?

Сердце юноши дрогнуло.

– Не здесь ли проживает месье Иван из Русии?

– Да, это я. – Иван рывком подскочил к двери.

Служанка! Та самая! С хитрой лисьей мордашкой.

– Моя госпожа хочет вас видеть, молодой господин, чтобы лично выразить свою признательность и благодарность! Конечно, если это возможно и если у вас нет более неотложных дел.

– Дел? Нет-нет. – Иван вдруг ощутил, как пересохло в горле. – Я… готов. Куда прикажете идти?

Служанка улыбнулась:

– Идите за мной месье. Это не так далеко.

Не забыв накинуть на плечи роскошный, голубой, затканный золотом плащ гугенота Рене, Иван вслед за служанкой спустился по скрипучей лестнице доходного дома и растворился в сгущающейся полутьме узеньких улиц Латинского квартала. Шли и правда недолго – миновав Старый город, прошли рядом с часовней Сен-Шапель, затем по мосту Шанж перебрались на правую сторону Сены, где селились в основном богатые аристократы и приобретшие дворянство и должности буржуа – «люди мантии». Там и остановились, где-то между Гревской площадью и Шатле, остановились у богато украшенного входа в один из особняков с резным фронтоном и большими застекленными окнами.

– Прошу вас, мой господин, пройдите во-он по той улочке. – Служанка кивнула куда-то вбок. – Немного подождите там.

Иван пожал плечами: подождать так подождать – даже интересно. Долго ждать не пришлось – в увитой плющом стене вдруг распахнулась небольшая дверца.

– Сюда, месье Иван!

Юноша не заставил себя долго упрашивать, оказавшись вдруг в небольшом прелестном саду с тщательно подстриженными кустами, беседками и бегущим неизвестно куда ручьем.

– За мной, месье.

Пройдя сад, Иван поднялся по неширокой лестнице на галерею, потом, войдя в высокие резные двери, оказался перед целой анфиладой роскошно обставленных комнат, обитых разноцветным шелком – голубым, розовым, желтым.

– Ты привела его, Аннет? – внезапно послышался нежный голос.

– О да, госпожа.

– Так пусть войдет!

Обернувшись, служанка откинула портьеру, за которой виднелся уютный альков с парой резных полукресел и широким турецким диваном. На диване, опираясь на левую руку, возлежала «belle inconnu» в переливающемся муаровом платье с обширнейшим декольте, почти не скрывавшем изящную грудь. Золотистые волосы красавицы ниспадали на плечи, серые искрящиеся глаза излучали смешанную с любопытством признательность.