Тим Северин - Крест и клинок Страница 8

Кто-то из команды подтолкнул юношу, поставив в ряд, и теперь он стоял бок о бок с другими пленниками у поручня, лицом к толпе. Гектор понял, что он, как и все остальные, выставлен напоказ. Добыча удачливого пирата.

Еще несколько минут — и корабль обогнул дальний конец мола и впереди открылась якорная стоянка. Посреди рейда стояли на якоре четыре парусных судна, похожих на те, которыми командовал Хаким-мореход. Гектору бросилась в глаза дюжина кораблей в глубине гавани: их носы были привязаны к самому молу. Хотя ему никто ничего не сказал, он сам понял, что это такое. Низкие, глянцевитые, хищные, они напомнили юноше борзых, с которыми его отец со своими друзьями охотился в полях на зайцев. Он уже был готов спросить у Дентона, правильно ли он понял, что это — пиратские галеры, когда деревенский, стоявший рядом с ним, проговорил страдальчески:

— А где же второй корабль? Тот, что с нашими женщинами и детьми?

Потрясенный Гектор огляделся. И нигде не увидел судна, которое их сопровождало. Оно исчезло.

Глава 4

В своей резиденции Сэмюел Мартин, английский консул в Алжире, услышал пушечную пальбу и подошел к окну. Имея немалый опыт, консул сразу понял причину всей этой суеты. Прищурившись, он глянул вниз, на гавань и, узнав корабль Хакима-морехода, вздохнул. Прибытие корсара означало, что у него появилась работа, но совсем не та работа, которая доставляла ему удовольствие. Мартин по своим склонностям и предпочтениям был торговцем. Куда с большим удовольствием он наблюдал из своего окна, как прибывают и отчаливают торговые суда, груженные честным товаром, на котором он надеялся зарабатывать себе на жизнь, когда первый раз приехал в Алжир десять лет назад. Но все вышло не так. Законная торговля между Англией и Алжиром расширялась, но алжирцы предпочитали зарабатывать деньги, захватывая людей ради выкупа или продажей награбленного, часто продавая товары обратно их изначальным владельцам. Вот почему население так радостно встречало в гавани Хакима-морехода и его головорезов.

Консул Мартин, маленький и деятельный человечек, часто задавался вопросом, имеет ли правительство в Лондоне какое-либо, хотя бы самое приблизительное представление о сложностях, которые возникают у представителя Англии в регентстве Берберия. Во-первых, он никогда в точности не знал, с кем придется иметь дело. Официально городом правил паша, назначенный турецким султаном в Истанбуле. Но Высокая Порта была слишком далеко, и на самом деле оказалось, что паша здесь не более чем номинальный правитель. Действительная власть, очевидно, принадлежала дею и его кабинету советников — дивану. Но и это было не так. Дей избирался янычарами, городской военной элитой турецкого происхождения. Янычары — здесь их именовали оджаками — были потомственными военными, но не подлежало сомнению, что у них, как правило, имелось и второе занятие — обычно они были купцами или владельцами разного рода недвижимости. И, конечно же, в политические интриги они вкладывали больше сил, чем в военную службу. Они слишком легко назначали и свергали своих деев, а убийство было их излюбленным способом избавления от правящего чиновника. За то время, что Мартин служил здесь консулом, были убиты три дея — двое отравлены и один удавлен. Консул знал, что диван обращает на него внимание, когда он дивану нужен, но лелеял надежду, что когда-нибудь сможет оказать влияние на нынешнего дея, пожилого оджака, к примеру, через его любимую жену, о которой говорили, что она англичанка. Это была рабыня, которая увлекла воображение старика и родила ему двоих детей. К несчастью, Мартин еще не был знаком с этой леди, но, по слухам, она отличалась такой же алчностью и продажностью, как и все во дворце.

Консул снова вздохнул. Будь прибывшее судно галерой, вернувшейся из короткого плавания по Средиземному морю, пленники на борту были бы скорее всего французами или генуэзцами, греками или испанцами, стало быть, не его заботой. Но Хаким-мореход, как известно, в своих рейдах ради захвата людей доходит до самого Английского канала. Недавно Мартин помог заключить договор между Лондоном и Алжиром, согласно которому алжирцы обещали ненападать на английские суда и на корабли с английской припиской. Но консул не был уверен, что Хаким-мореход станет выполнять этот договор. Так что будет лучше, если консул его величества установит, кто именно находится в списке пленников корсара. И если кто-то из пленников окажется подданным короля, тогда по долгу службы Мартину предстоит выяснить, кто они и какую цену за них предполагают получить. А лучше всего это сделать в тот момент, когда пленники только что сошли на берег, прежде чем они окажутся в руках разных владельцев или попадут в один из восьми «мешков» — невольничьих бараков.

Дома консул предпочитал ходить в просторном хлопчатом халате и шлепанцах — излюбленной одежде алжирских мавров — и находил таковое одеяние весьма разумным в столь жарком климате. Однако на людях он должен быть одет согласно своему рангу и титулу. Поэтому он позвал слугу, родом из Хэмпшира, который ждал последнего взноса из договоренного выкупа, и велел ему подготовить должное уличное одеяние — костюм из плотной ткани, состоящий из жилета, камзола и штанов до колен, а также накрахмаленную батистовую рубашку с оборками на груди и с кружевными манжетами и галстук.

Спустя полчаса, обливаясь потом в парадном платье, Мартин вышел на улицу. Его контора и жилье располагались в наиболее прохладной части здания, на верхнем из трех этажей. Спускаясь вниз, он проходил через комнаты, где ели и спали слуги, через общие спальни, занятые несколькими дюжинами пленников, теми, выкуп за которых ожидался вскоре, или теми, за кого частично уже заплатили, и, наконец, через складские помещения на первом этаже, где хранились товары, которыми он торговал, — в основном кожа, а также страусовые перья, привозимые издалека. Дюжий привратник, необходимое должностное лицо, в обязанности которого входило перехватывать незваных посетителей, открыл тяжелую, обитую гвоздями дверь. Мартин поправил только что причесанный парик и, ступая несколько неуверенно на двухдюймовых каблуках башмаков с пряжками, вышел на узкую улицу.

Шум и жара ошеломили его двойным ударом. Консульство располагалось на середине склона горы, и парадная дверь выходила прямо на главную улицу, которая пересекала весь город от порта до Казбы на верхнем конце. Нигде не превышая нескольких ярдов в ширину, эта улица между высокими домами с плоскими фасадами походила на жаркое ущелье. Выложенная потертыми каменными плитами, ее мостовая поднималась столь круто, что время от времени прерывалась короткими лестничными пролетами. К тому же она была главной торговой улицей — на ней располагались лавки и магазины, а также главный городской базар, так что идти по ней значило пробираться мимо прилавков и жуликоватых уличных торговцев, продающих все, от овощей до изделий из металла. Ослы со вьючными корзинами по бокам брели вверх и вниз по склону, вопили лоточники, водоносы стучали оловянными кружками по медным флягам, висящим на ремнях у них за спиной; медленно пробираясь сквозь густую толпу, консул в который раз задавался вопросом, не выйти ли ему в отставку и не вернуться ли в Англию. Сколько лет он терпит зной и шум Алжира и жульничество его обитателей! И вновь, уже в который раз, он сказал себе, что еще не настало время покинуть этот город. Цены на недвижимость в Англии растут такими темпами, что поместье, которое он столь страстно желает заполучить, пока ему не по карману.