Александр Дюма - Монсеньер Гастон Феб Страница 8

— Тогда это просто чудо, — задумчиво произнес граф. — Но продолжайте же.

— Когда король убедился, что португальцы хорошо укрепились в прекрасном, удачно выбранном месте и могут долго отстаивать его и справиться с врагами, как бы много их ни было, он обратился к своим рыцарям со следующими словами:

«Славные сеньоры, мы пришли туда, откуда бежать нельзя: бегство было бы гибельным. Лиссабон от нас слишком далеко, а трое преследователей способны убить двенадцать убегающих. Вместо того чтобы думать об отступлении — оно невозможно, — представьте себе, что, если победа будет на нашей стороне (а с Божьей помощью так оно и будет), нас прославят как людей честных и о нас станут говорить везде, куда только проникнут вести о нашей победе. Вспомните, что вы сделали меня королем лишь несколько дней тому назад, и потому тем более требуется вам упорство и мужество, чтобы защищать меня; во мне вы можете быть уверены: пока эта секира в моих руках, я буду рубить ею непрестанно, если же она сломается, я не отступлю из-за этого, но схвачу другую и покажу, что в состоянии защищать и сберечь корону Португалии; я заявляю это и друзьям и врагам, ибо имею право на эту корону как наследник монсеньера моего брата».

Выслушав эти слова, один из португальцев отвечал от имени всех, понимавших язык, на котором они были произнесены:

«Государь король, спасибо вам от имени всех, потому что вы говорили с нами убедительно и доверительно. Вы можете рассчитывать на нас: что бы ни случилось, мы покинем выбранное нами место или мертвыми, или победителями. Станьте только повыше, чтобы все могли видеть и слышать вас, потому что не все видели и не все слышали вас. И затем, если среди нас найдется кто-нибудь, кому страшно вступить в бой, разрешите ему удалиться и пусть он уйдет, потому что один трус может лишить мужества две дюжины храбрецов».

«Хорошо, — отвечал король, — я сделаю так, как вы говорите».

И он тут же выбрал двух португальских рыцарей и поручил им пройти по всем рядам воинов и спросить, нет ли среди них кого-нибудь, кто не хочет участвовать в сражении. Эти рыцари вернулись к королю и доложили, что среди восьми тысяч воинов, которых они обошли, не нашлось ни одного, кто слаб духом.

«Все к лучшему», — сказал король.

В это время кастильские, гасконские и французские разведчики незаметно пробрались к месту укрепления португальцев и увидели, как подготовились к бою их противники. Вернувшись к своему королю, они сказали ему:

«Государь, мы видели португальцев. Насколько мы можем судить, их там от восьми до десяти тысяч. Возможно, они успели узнать о наших силах, потому что отступили к церкви Альжубароты, расположенной на холме, и укрепились там. Их легко будет найти тому, кто хочет этого».

Король Кастилии тоже собрал свой совет, как немного ранее сделал это король Португалии, и обратился прежде всего к французским баронам и рыцарям, спрашивая, что они считают нужным делать.

«Государь король, — отвечал по-испански мессир Реньо де Лимузен (он говорил на этом языке как на своем родном, потому что много лет прожил в Кастилии), — по моему мнению, следует напасть на врагов немедленно, иначе они могут, узнав, как нас много, отступить под покровом ночи; к тому же завтра могут набежать со всех сторон местные жители, которые ненавидят вас как кастильцев, а нас как французов, и увеличить ряды противника, так что их станет больше, чем нас. Итак, я советую вам, государь король, раз вы знаете, где противник, приказать готовиться к бою, и мы пойдем сражаться, пока все наши люди полны пыла и готовности победить».

«Я сделаю так, как вы мне советуете, — сказал король. — Если среди вас есть воины, желающие получить звание рыцаря, пусть они выйдут из рядов, подойдут ко мне и я дам им это звание в честь Господа Бога и святого Георгия».

Из рядов вышли мессир Бертран де Бареж, мессир Пьер де Баланс, мессир Жофруа де Партене и мессир Ивен де Фуа, ваш сын; король своей рукой посвятил их всех в рыцари.

Тогда к королю подошли сир де Линьяк, гасконец, и сир Гийом де Мондиньи, француз; оба были в полном вооружении, только сняли свои шлемы.

«Государь король, — сказали ему они, — мы происходим из чужих и далеких стран и пришли сюда, не думая ни о какой награде, а лишь стремясь завоевать честь и славу, ибо мы опытны и умелы в боевых делах. Угодно ли вам будет оказать нам милость и разрешить пойти в бой в самой первой атаке?»

«Я вам это разрешаю, — сказал король, — во имя Господа и монсеньера святого Иакова».

Тогда среди кастильцев раздался ропот:

«Смотрите, смотрите, как наш король доверяется французам и гасконцам: они первыми пойдут в бой, а нас так мало уважают, что даже и не зовут в первую атаку. Что ж, пусть они воюют по-своему, а мы будем воевать по-своему».

Такой ропот слышался повсюду, и потому шестеро знатных кастильцев приблизились к королю и один из них сказал за всех:

«Благороднейший государь, по разным явным признакам видно, что мы сегодня столкнемся с нашими врагами. Просим Бога даровать вам победу, как все мы хотим! Однако, прежде чем вступить в бой, мы хотели бы услышать от вас самого, с кем вам угодно быть в сражении, с нами, вашими верными подданными, или с чужаками, французами и гасконцами».

«Славные сеньоры, — отвечал король, — я действительно даровал право первой атаки французским рыцарям и воинам, чтобы оказать им честь, но вам я предоставляю свою особу, чтобы вы охраняли меня, так как у вас есть на то право».

«Так мы и сделаем, монсеньер, — отвечали они, — и останемся верны вам до смерти!»

Таким образом и вышло, что король остался со своими подданными, а первую стычку с неприятелем должен был возглавить мессир Реньо де Лимузен.

Когда все было решено, войско отправилось в путь и авангард подошел к церкви Альжубароты ко времени вечерни. В авангарде было две тысячи копий; увидев португальцев, воины сблизились и построились как опытные бойцы. Они ехали шагом, пока не оказались на расстоянии полета стрелы от укреплений. Тогда они подняли копья наперевес и, твердо держась в седле, пустили коней в галоп. Приблизившись к временному лагерю, умело укрепленному англичанами, они вступили в жестокую борьбу; английские лучники и арбалетчики забросали их таким множеством стрел, что кони французов и гасконцев поднимались на дыбы, метались в стороны от боли, сталкивались и опрокидывали друг друга. Те, кому удалось все же добраться до входа в укрепление, наталкивались там на английских воинов, вооруженных копьями с остриями из бордоской стали, самой прочной и надежной, какая только бывает, и заточенными так остро, что они пронзали насквозь щиты, панцири и тела. Первые же удары свалили сира де Жиака, которого взяли в плен, отняв его баннере, и мессира Жана де Ри, французского посла, который хотел участвовать в первой стычке, хотя ему было шестьдесят восемь лет; и это было не по их вине, не потому, что им не хватало храбрости, но потому, что в лошадей их попало столько стрел, что животные, обессилев, упали, можно сказать, под всадниками. Тут португальцы оценили разумность совета своих союзников, выигрывавших почти все свои победы благодаря подобной тактике. Это придало им и храбрости и подвижности. Во главе их сражался, как он и обещал, король Португалии; перед ним развевалось его знамя; под ним был мощный конь, увешанный оружием. При каждом новом броске французов и гасконцев он первый бросался им навстречу со словами: «За Богоматерь Португальскую! Вперед, мои храбрые воины! Мы их всех захватим, чтоб мне света не видеть! Пропустите их сюда, чем больше их соберется, тем больше мы захватим!»