Джон Мастерс - Ночные гоцы Страница 8

— Тридцать пять мужчин, сахиб, и три женщины.

Булстрод в свою очередь извлек из жилета тяжелые часы луковицу и открыл крышку. Он пробурчал:

— М-м-м, чистая работа. И концов не сыскать.

На мгновение темные, как сливы, глаза девана вспыхнули. Родни скорее почувствовал, чем услышал глухие звуки: забренчали лампы на цепях, задребезжали окна. Полночь. В бальном зале все, взявшись за руки, запели «За дружбу старую до дна…», отбивая ритм ногами. Он взглянул на Юстаса Кавершема — тот побледнел. Каждый год, по традиции, Кавершем давал себя уговорить пропеть первый куплет соло. Теперь самый важный для него момент в году был упущен, и все полоскания горла оказались ни к чему — придется ему дожидаться следующего, 1858 года.

Комиссар искоса предостерегающе взглянул на Булстрода.

— Три женщины, Ваша Светлость? Весьма прискорбно — но мы не можем подходить к событиям со своей собственной меркой, не так ли, джентльмены?

Склонив голову и поглаживая рукой подбородок, он принялся расхаживать по комнате. Булстрод не спускал с него проницательного взгляда. Маленькие глазки полковника, похожие на голубые камешки, прятались в складках жира, а в рыжей с проседью буйной бороде притаилась легкая усмешка. Деван дергал себя за ус.

Наконец, мистер Делламэн остановился и подвел итог своим размышлениям.

— Мой прямой долг — действовать в соответствии с договором девятого года. Мы обязаны поддерживать в Кишанпуре спокойствие, пока не проведем расследование, не признаем нового раджу, и не убедимся, что он надежно сидит на престоле. Армия замешана в заговоре, деван?

— Кое-кто. Я доверяю только личной охране.

— Понятно. Полковник, сколько на ваш взгляд, потребуется войск? Я сам собираюсь в Кишанпур, так что мы должны быть достаточно сильны, чтобы избежать каких-либо … э-э… непредвиденных осложнений.

Булстрод вынул трубку изо рта.

— Княжество-то крохотное. Роты пехотинцев и кавалерийского эскадрона за глаза хватит. Я отправлю в Гондвару посыльного — попрошу генерала поднять по тревоге кое-какую артиллерию. Кишанпуру запрещено иметь пушки со снарядами весом больше шести фунтов, так? Батареи двенадцатифунтовых пушек довольно, чтобы разделаться с ними, если дело дойдет до драки.

Делламэн погладил подбородок.

— Мне кажется, полковник, что бригадный генерал Джоунз распорядился бы послать побольше сил.

Булстрод нахмурился:

— Джоунз труслив, как заяц, к тому же состоит на королевской службе, и не черта не разбирается в индийских делах! Я здесь уже тридцать девять лет, и можете мне поверить — две сотни сипаев Компании без всякого труда справятся с толпой оборванцев, именуемой армией раджи. Де Форрест, немедленно отправляйте своих людей — эскадрон Мервульо, так? Отлично. А вы, Кавершем, наверное, пошлете Сэвиджа? Ну и хорошо. Если он выступит на рассвете, то на следующий день будет на месте. Сэвидж, все подробности обговори с Джулио сами. Когда прибудешь в Кишанпур, возьмешь командование на себя. Все ясно? Еще вопросы есть, комиссар? Пошли ужинать — нас ждет утка под соусом карри.

Не дожидаясь ответа, он приподнялся со стола и вразвалку удалился из комнаты. Мистер Делламэн уставился ему вслед. Лицо комиссара покрылось пятнами — то ли от стыда, то ли от гнева. Остальные офицеры поколебались, переступая с ноги на ногу, затем последовали за полковником, оставив Делламэна наедине с деваном.

Родни тоже вышел и отправился делать необходимые приготовления. Приказ был ясен: сотня кавалеристов из Шестидесятого полка Бенгальской иррегулярной кавалерии — эскадрон Джулио Мервульо — отправится в Кишанпур как можно быстрее, на случай, если потребуется немедленное вмешательство. Он сам выступит вслед за ними с ротой пехотинцев Тринадцатого полка и по прибытии в Кишанпур возьмет на себя общее командование.

Он принялся разыскивать Джулио и обнаружил его в уголке бара. Тот выслушивал сухие указания де Форреста, время от времени с жаром кивая головой и явно будучи в состоянии сильного возбуждения. Когда майор закончил, Родни обговорил с Джулио все подробности будущей встречи, размеры запасов провизии, багажа и амуниции, и вернулся в комнату для отдыха.

Ужин почти подошел к концу, и в бальном зале музыканты уже рассаживались по местам. Стоило Родни сесть, как Торранз принялся за расспросы. Остальные мужчины, покинув свои кампании, столпились вокруг, чтобы послушать новости. Не успел он пересказать всю историю, как заиграл оркестр, и через несколько секунд слушатели разошлись. Джеффри, Изабель, Джоанна и Торранз заговорили о чем-то другом. Мисс Лэнгфорд изучала потолок.

В биллиардной атмосфера была напряженной — на мгновение перед его глазами возник седой старик в пышных одеждах, летящий, раскинув руки и ноги, и переворачиваясь на лету, мимо бойниц в бурой крепостной стене. От Кишанпура исходило темное, кровавое возбуждение, поднимавшееся со дна воображения. Но теперь оно прошло — их с Джулио отправляли с рядовым поручением и никого это поручение не волновало. Его оживление улеглось — лучше вернуться домой и хоть немного поспать.

Кэролайн Лэнгфорд перевела взгляд на него.

— Мы же не арендовали весь Кишанпур. Так почему мы вмешиваемся?

Родни устало ответил:

— Мы — я имею в виду Компанию — не можем позволить, чтобы в княжествах шли, как это было раньше, постоянные кровавые междоусобицы из-за права наследования. Ни один раджа не может взойти на престол, пока мы не признаем его законным наследником княжества. Кроме того, многим княжествам — и Кишанпуру в их числе — запрещено держать большую армию. Это опасно. Ну, а раз раджа не может защитить себя сам, нам приходится это делать за него — вот и все.

Торранз подавил зевок и, насмешливо приподняв бровь, обменялся с Джоанной взглядом. Но мисс Лэнгфорд все еще была недовольна. Нахмурившись, она посмотрела на Родни:

— Я не верю ни единому слову девана. Человек, которого они обвинили в убийстве — старший сын — был безобиден, как овца и до смерти боялся рани. А теперь рани вместе с деваном казнили его — и с ним, я думаю, всех его собутыльников. Нам известно только то, что утверждает рани. Старый раджа был особенный человек, чем-то похожий на герцога Веллингтона. Он говорил, что раз уж его отец подписал с нами договор о дружбе, он будет соблюдать и букву, и дух этого договора, хотя и ненавидит нас. Человек он был тяжелый, преданный старинным обычаям и, с нашей точки зрения, жестокий — но при этом честный и прямой. Мне он нравился. Никогда бы не подумала, что найдется кто-то, способный убить его или хотя бы осмелиться на это, разве что…