Миссия России. В поисках русской идеи - Борис Вячеславович Корчевников Страница 8

Жил владыка там в Вознесенском монастыре, молился в пещерке у монастыря, носил власяницу. Отдыхал в небольшом селении Малая Еланка, в пятнадцати верстах от обители. Удивительный был архиерей, особенно для поры пышного государственного православия.

О нем вспомнили и даже начислили ему содержание для удовлетворения некоторых его нужд… Но произошло это тогда, когда владыка уже не нуждался ни в чем земном.

Как и святителя Иннокентия, епископа Иоанна Тобольского (Максимовича) отправили так далеко тоже по злому умыслу: это сделал князь Меншиков – за то, что епископ отказался освятить церковь в его имении. Была там сущая мелочь: в одном из имений князя в Черниговской епархии был построен храм, князь сам назначил дату его освящения и потребовал прибытия Иоанна в указанный день. Но святитель возразил, что назначение даты – дело архиерея, а не князя, и освятил храм в выбранный им самим день.

Когда Иоанну стало известно о причине его перевода в Сибирь, то он пророчески произнес: «Да, далеко мне ехать, но он будет еще дальше меня». Так и сбылось. После опалы Меншикова сослали в город Березов, севернее Тобольска.

По другой версии, для святителя это была все же не ссылка, а «повышение»: мол, причиной возведения Иоанна в митрополиты была положительная реакция Петра I на написанный им «Синаксарь» о Полтавской битве.

Под руководством Иоанна Тобольского миссионеры были направлены к остякам, вогуличам и другим сибирским народам. Иоанн смог обратить в христианство одного из «князьков кошитских юрт», бывшего мусульманином, а также окрестил более 300 его соплеменников.

К тому же Иоанн (Максимович) был самым плодовитым поэтом начала XVIII века.

Руками этих выдающихся миссионеров совершается последний миссионерский рывок в нашей истории. Будто все духовные силы, накопленные в прошлых столетиях, страна щедро изливает на новые народы. Но церковная реформа в дальнейшем ударит и по этим стараниям. Просвещение, конечно, продолжится, только уже словно по инерции и не так пламенно.

Раскол духовный ведет к расколу государства

Новое время, новая дата празднования Нового года, новый алфавит, новая столица, новая по своей структуре Церковь – Петр беспощадно, революционными диктаторскими методами рубит все, что может связывать Россию с ее прошлым. Причем надо помнить, что ядовитая опухоль разделения уже и так жила и давала метастазы еще с прошлого, XVII века, когда случился старообрядческий раскол.

Петр ненавидел раскольников за их антигосударственный бунтарский настрой – юношеская память хранила картины стрелецких бунтов, вдохновленных староверами.

Царь гнал их со всей мощью госмашины. Он брал пошлину со старообрядцев за право ношения бороды; двойной налог за приверженность к старым обрядам. Лишь некоторых раскольников Петр не преследовал – например, Выгорецких, – за то, что те усердно работали на железных заводах.

В своей борьбе против староверов Петр нашел опору в дворянах. Чтобы привлечь дворян на свою сторону, их надо было купить привилегиями – освободить от службы, от налогов, наделить землей и крестьянами. Петр это и сделал. Так он получил мощную силу в свою поддержку, но вместе с ней заложил основу для колоссального социального расслоения и напряжения в обществе.

Враз нарушилась важная гармония, и было брошено зерно всеобщей несправедливости в устроении государственной жизни: дворяне от службы государству освобождались, а крестьяне продолжали дворянам служить. На каком основании? И без того несовершенное (из-за крепостного права) сословное деление стало еще более несовершенным.

Земские соборы при Петре не действовали, то есть народ был окончательно исключен из управления страной. Дворянство начинало деградировать в новых комфортных условиях, став в будущем абсолютно паразитическим сословием. Все эти Онегины и Обломовы были родом отсюда. А закрепощение крестьян, наоборот, усиливалось – все следующие крестьянские бунты, включая пугачевский, были ответом на эту несправедливость и на произвол помещиков и дворян. Эти же люди через несколько поколений стали «дровами революции».

Так раскол религиозный перерос в раскол всего общества! Последователи Петра (видимо, по принципу «после нас хоть потоп») награждали дворян еще большими вольностями, этим только усугубляя проблему.

В 1731 году помещикам было предоставлено право собирать подушную подать с крепостных; царица Анна Иоанновна манифестом 1736 года ограничивала службу дворян 25 годами; еще через 10 лет Елизавета Петровна запретила кому бы то ни было, кроме дворян, покупать крестьян и землю; а в 1762 году Петр III подписал «Манифест о даровании вольности и свободы российскому дворянству», еще больше ограничивший срок обязательной службы. Екатерина II окончательно освободила дворян от нее и оформила организацию дворянского самоуправления на местах. При этом крепостное право для крестьян сохранялось.

Все эти перемены привели к тому, что к концу века дворяне для своего народа были словно иностранцы! Поразительно, что именно из этого, самого облагодетельствованного и защищенного сословия в будущем, XIX веке, по печальному духовному закону расслабленности, сытости и оторванности от реальной жизни, выйдут республиканцы, члены тайных антиправительственных лож, первые революционеры и те, кто будет стоять у истоков социалистического движения в России.

Все это рождается сейчас, в начале XVIII века: вместе с модами, которые теперь живо обсуждают новые элиты, и вместе с «золотой молодежью» – кокетками и петиметрами[10] – будущей, уже с юности оторванной от своих корней элитой.

Все чаще теперь во главе русского общества из-за петровских преобразований становятся люди вроде князя Хованского, который однажды в одном из своих поместий устроил пир, сам напился до бесчувствия, а гости ради потехи обрядили его как мертвеца, уложили в гроб, отнесли в церковь и совершили над мертвецки пьяным князем богохульное «отпевание». Наутро причетники обнаружили в храме перед алтарем гроб, в котором лежал не проспавшийся после пьянки живой человек. Мало того, после своей грязной пирушки бражники дерзнули осквернить церковные сосуды. Бесследно для них это не прошло. Суд приговорил кощунников к смертной казни, но царь смягчил приговор, заменив казнь жестоким телесным наказанием, которое и было совершено в его присутствии.

Смерть императора

В том же 1721 году, когда царь стал главой церкви, он принял на себя еще и титул императора. Изгнав Бога из своей жизни, получив абсолютную диктаторскую власть, выстроив подчиненное полицейское государство, Петр неизбежно на место Бога стал ставить себя.

Он сменил титул не только как очередной шаг разрыва с прошлым, не только для того, чтобы быть похожим на императора Юстиниана, православного монарха Византии. Нет, он равнялся на языческого императора Августа – которого в Римской империи почитали за бога.

Переименование прошло без особых обрядов. Помазание на царство над ним уже в