Конец белого Приморья. Последний поход белоповстанческой армии - Борис Борисович Филимонов Страница 8

Генерал Смолин вошел в казарму. Разбуженные неожиданным шумом, люди, лежа или сидя на койках, протирали глаза… «Удивляюсь: отчего не встают, когда входит командир корпуса? Встать!» – воскликнул Смолин. Это было явным и элементарным нарушением устава внутренней службы, ибо люди отдыхали и сигнала к побудке дано еще не было, но тем не менее неодетые и полусонные стрелки 1-й бригады выполнили команду и кто в чем был повскакали с кроватей и вытянулись перед комкором.

Генерал Смолин обошел роты 2-го Уральского полка и приказал вызвать «помощника командира полка», то есть полковника Гампера. Должности командира полка за ним, согласно исчислениям подполковника Глудкина, он признавать не собирался. Полковник Гампер между тем находился в помещении канцелярии полка. Некоторые участники этой печальной истории говорят, что на требование генерала Смолина отдать ему полковое знамя полковник Гампер ответил, что знамя он может получить, лишь переступив через его труп. Генерал Смолин приказал якобы бывшим при нем чинам 2-й Сибирской стрелковой бригады все же взять от полковника Гампера знамя силой. Тогда Гампер выхватил револьвер, но последний дал осечку. В то же самое время генерал Смолин приказал рядом стоящему пристрелить полковника, что и было выполнено.

Так ли дело происходило или нет, но полковник Гампер был мертв, а оба полка разоружены. Комкор тут же приказал раскассировать уральцев и егерей по частям 2-й Сибирской стрелковой бригады. Люди уже строились для разбивки, когда пришла весть, что подполковник Глудкин, запершийся в одной из комнат второго этажа и отказавшийся сдаться, убит брошенной в окно гранатой. Говорили и называли фамилию одного из офицеров 2-го кавалерийского полка как «героя» этого дела. Арестованный же на своей квартире полковник Александров пытался застрелиться, но только легко ранил себя.

К 9 часам утра все было кончено. Офицеры и солдаты 2-го Уральского и 3-го егерского полков были разбиты по полкам 2-й Сибирской стрелковой бригады. Началась разбивка лошадей и раздел полкового имущества этих славных еще так недавно полков.

Позднее выяснилось, что в эту же ночь от 2-го Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона был выслан конный отряд для разоружения и раскассирования 1-й Отдельной стрелковой батареи полковника Романовского, той самой, что еще два дня тому назад наотрез отказала подполковнику Глудкину нарушить законный порядок перехода части из подчинения одного лица к другому. Возможно, твердость и законопослушность командира и чинов этой батареи были неизвестны штабу 2-го Сибирского стрелкового корпуса. Во всяком случае, батарея мирно проспала, и на следующее утро, 2 нюня, побудка была произведена в обычное время и ежедневные будни начались, когда в батарею прибежало несколько вырвавшихся от конвоя офицеров и солдат родных разоруженных полков. Только теперь узнали батарейцы 1-й стрелковой бригады о судьбе своих полков. После этого прошло еще несколько дней, прежде чем батарейцы полковника Романовского узнали о попытке их разоружить и причине ее неудачи. Как читатель помнит, 1-я Отдельная батарея 1-й стрелковой бригады по прибытии в Никольск оказалась расквартированной совсем на отлете от всех частей русского гарнизона и помещена среди японских воинских частей. Это обстоятельство и сыграло свою роль: когда конный отряд 2-го Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона, при движении к месту расположения глудкинской батареи, выехал на японских часовых, те остановили каппелевцев… Разъяснения последних не были приняты. «Нашему командованию ницево неизвецно». Против такого аргумента делать было нечего, и не солоно хлебавши смолинские артиллеристы вернулись восвояси.

В эту же самую ночь на 2 июня третий отряд от частей 2-й Сибирской стрелковой бригады направился в расположение «подозрительной» Забайкальской казачьей дивизии, размещавшейся в казармах рядом с частями 1-й и 2-й стрелковых бригад. Однако из похода этой третьей смолинской колонны ничего не вышло, так как она наткнулась на сильные караулы забайкальцев перед расположением дивизии. В свое расположение забайкальцы смолинцев не допустили и пригрозили открытием огня. На это генерал Смолин согласия своего не давал, и отряд 2-й Сибирской стрелковой бригады ни с чем вернулся назад.

В последующие дни забайкальцы продолжали выставлять усиленные караулы, а батарея полковника Романовского, находясь в расположении японских войск, не нуждалась и в этом, так как японцы предложили ей свою охрану. Офицеры и солдаты бывших 2-го Уральского и 3-го егерского полков в частях 2-й Сибирской стрелковой бригады были разбиты таким образом, что оказались единицами, вкрапленными в чужие им взводы. Кое-кто из раскассированных чинов, не желая нести службу в смолинских частях, бежал к забайкальцам и на бронепоезда. И тут и там их встречали радушно и тотчас же зачисляли в состав своих частей. У забайкальцев таким порядком собралось до 40 чинов. Несколько человек, как о том уже говорилось выше, прибежали и были зачислены на довольствие в батарею полковника Романовского.

Характерно отметить: 6-й Добровольческий полк через несколько дней после описанных событий должен был двинуться по железной дороге на ст. Гродеково. Командир полка, опасаясь, что при следовании к станции железной дороги многие из глудкинцев, чего доброго, разбегутся, приказал всех офицеров и солдат, полученных им от раскассированных полков, вести на станцию железной дороги под конвоем и таким порядком держать их до самого момента отхода эталона. Все же при посадке нескольким из арестованных удалось удрать.

Свои сильные караулы забайкальцы держали до полного умиротворения, которое последовало лишь после приезда генерала Дитерихса и вступления его в фактическое командование войсками Приамурского правительства.

Полковник Буйвид подлежал аресту, и за ним отправилось несколько человек, но он вовремя был предупрежден и благополучно бежал и скрылся.

В Спасске тоже произошли события, но не такого порядка, как в Никольске или во Владивостоке. Здесь не было пролито ни единой капли крови, и дело ограничилось отданием ряда противоречивых приказов несколькими персонами (генерал Вешневский, генерал Хрущев, полковник Салазкин) и выводом во избежание смятения умов 1-го кавалерийского полка на несколько дней в близлежащие деревни.

Кризис затянулся. Это уже не был «переворот», а только «ледоворот», как окрестили его в Приморье участники и наблюдатели. Каппелевское командование и меркуловское правительство, опираясь на верные им части, стояли друг против друга, не уступая своих позиций, но также ничего и не приобретая. Наличие в крае третьей стороны – японцев (красные в счет не шли) понуждало обе стороны к удержанию своих кулаков, и борьба ограничивалась непристойным обливанием (и самообливанием) своего противника устной и письменной грязью. В книге П.С. Парфенова (Алтайский) приводятся выдержки из