Жан д'Айон - Заговор Важных Страница 8

Наконец комиссар схватил лежащий перед ним лист бумаг и перебросил его другу:

— Тут все написано! Принесли, пока я терял время у тебя! Голос его прозвучал глухо и даже жалобно, от былой ярости не осталось и следа, только отчаяние и бесконечное разочарование. Встревоженный Луи поднес документ к пламени свечи и принялся разбирать текст. Завершив чтение, он поднял глаза и спросил:

— Если я правильно понял, это показания против жены, отравившей своего мужа?

— Понимай как хочешь, — уныло произнес Гастон. — Да, Марсель Гюоши отравила сурьмой своего почтенного супруга. Но надо тебе сказать, супруг этот избивал до крови ее и ее детей каждый Божий день. На бедняжку донесли, и ее доставили сюда. Я только что допросил ее. Жизнь этой женщины была настоящим адом, и она заявила мне, что ни о чем не жалеет. Но она не знает, какой ад уготован ей после суда…

Луи молчал, прекрасно понимая, куда приведут рассуждения его друга. Повернувшись к нему спиной, Гастон встал у окна, загородив слабый свет, ухитрявшийся проникать в кабинет.

— Ее подвергнут предварительному допросу, — невыразительным голосом вещал Гастон, — применят пытку водой, а после вынесения приговора отведут на Гревскую площадь, где палач станет бить ее кнутом, поставит на ее теле клеймо, ножницами отрежет губы или уши, а если захочет, то и проткнет раскаленным железом язык. А после всех пыток ее повесят или отрубят голову — в зависимости от настроения судей. Так казнят отравителей — чтобы другим было неповадно. Но когда муж бил ее, никто не пришел к ней на помощь! А теперь я должен отправить ее на смерть, мучительную смерть! Но ведь я целиком на ее стороне и полностью одобряю ее поступок! А кто позаботится о ее детях? Они кончат свои дни на улице или в притоне у какой-нибудь сводни.

И он замкнулся в мрачном молчании. Комната, казалось, стала еще темнее и печальней. И это впечатление только усиливали мерцающие огоньки свечей.

Первым заговорил Луи:

— Ты ни в чем не виноват, ты не судья и не палач. К тому же есть надежда, что приговор не будет слишком строг. Я знаю судей, они более снисходительны и разумны, нежели тебе кажется… — И, подождав, пока сказанное дойдет до сознания Гастона, он продолжил: — Если хочешь, мы с ними поговорим… А у меня возникли кое-какие идеи по поводу смерти Бабена дю Фонтене…

Гастон обернулся и, скрестив руки, воззрился на друга. Забавная вертикальная морщинка — от замешательства или от любопытства? — пересекла его лоб.

— Возможно, ты сочтешь мою гипотезу невероятной и даже бессмысленной, — начал Луи.

— Да нет, что ты, продолжай… с тобой я ко всему готов.

— Ты, наверное, помнишь знаменитый духовой мушкет, изготовленный для Ришелье отцом Дюроном из монастыря минимитов?[9] Он стрелял свинцовыми пулями с такой же силой, как и огнестрельное оружие, только совершенно бесшумно.

— Прекрасно помню, но еще раз повторяю: я не нашел в комнате Бабена дю Фонтене ни одной пули.

— Согласен. Но представим себе, что вместо свинцовой пули преступник использовал иной заряд… Кстати, ты обратил внимание на сегодняшний град?

Гастон с тревогой взглянул на Луи. Неужели Фронсак впал в слабоумие? Лекарь из Шатле уверял его, что резкий, без видимых причин переход с одного предмета беседы на другой является тревожным знаком и свидетельствует о нарушении умственного здоровья собеседника. И Гастон еще раз внимательно оглядел друга.

Между тем Луи продолжал:

— Так вот, я видел этот град, а несколько крупных градин даже разбили у меня окно, понимаешь? И не только окно, но и кувшин! Градины были вот такие… — Он сделал эффектную паузу и с помощью большого и указательного пальцев показал, какого размера достигали кусочки льда. — Вот такая градина вполне может заменить пулю, а в хорошо натопленной комнате ледяной снаряд быстро растает… испарится буквально за несколько секунд…

Он умолк, а Гастон, раскрыв от изумления рот, в молчании уставился на друга. В комнате слышалось только легкое потрескивание чадящих свечей. Наконец комиссар нарушил молчание:

— Ты хочешь меня убедить, что кто-то воспользовался бесшумным духовым мушкетом, чтобы выпустить из него ледяную пулю? — Скептически поджав губы, Гастон покачал головой. — Нет, ты явно не в себе! Да ни один преступник ни чего подобного не придумает! И потом, где он возьмет такой мушкет? Как сделать из льда пулю? Нет, все это полнейшая чушь, и ты только отрываешь меня от дела.

И, снова разозлившись, Гастон яростно зашагал по комнатушке.

— Жаль, что ты мне не веришь, — произнес Луи, поднимаясь со стула. — А ведь моя гипотеза объясняет, почему никто не слышал выстрела и вы не нашли пулю. Более того, сделать ледяную пулю при нынешнем морозе труда не составит. Конечно, остается вопрос, где взять мушкет… так вот, я предлагаю совершить небольшую прогулку в монастырь минимитов, дабы выяснить, хранится ли знаменитый мушкет по-прежнему в монастыре или же отправился гулять по Парижу…

С этими словами Луи взял шляпу и направился к двери.

Гастон смотрел на друга, и на лице его сомнение сменялось тревогой, а тревога — растерянностью.

Что, если Луи прав? А прогулка по свежему воздуху пойдет им обоим только на пользу. И, обогнув стол, он схватил шляпу и плащ.

— Согласен! Я провожу тебя, но только для того, чтобы ты убедился в полной бессмысленности своих выводов, — назидательным тоном проговорил Гастон.

Фронсак незаметно улыбнулся. Сейчас он, как никогда, был уверен в правильности своих догадок, но, обидевшись на приятеля, не стал более убеждать его: пусть наконец сам во всем разберется.

Друзья молча спустились во двор. Гастон, сознавая неуместность своего гнева и желая загладить вину, пробурчал:

— Давай возьмем мою карету, так мы меньше замерзнем, а я велю стражнику отвести твоего коня в гостиницу. А на обратном пути завезу тебя домой.

Пока Гастон отдавал распоряжения касательно лошади своего гостя, заложили карету. Едва ее подали, Луи немедленно забрался внутрь и придвинулся поближе к жаровне с горячими угольями, установленной там по случаю холодной погоды, чтобы пассажиры могли немного согреться; Гастон тем временем обсуждал с кучером дорогу.

Монастырь минимитов стоял позади площади Рояль, построенной три года назад губернатором Парижа Эркюлем де Роган-Монбазоном, и подступы к ней все еще загромождал строительный мусор, поэтому кучер предложил ехать вдоль Сены.

— Сейчас подморозило, и мы легко проедем там, где в теплую погоду колеса вязнут в грязи, — объяснил он. — К тому же в такой холод на реке никто не работает, и мы за несколько минут домчим до Арсенала…