Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы Страница 8

Дворянин Картымазов, низко кланяясь, говорил:

— На все твоя воля, государь! Я верно служил князю Борису и так же верно буду служить тебе, как служат мои друзья Бартенев и Медведев!

Великий князь Иван Васильевич говорил:

— Отлично! Стало быть, теперь ты сам хозяин своей судьбы! Как только мир с моими братьями будет заключен и они прекратят свой нелепый мятеж — ты станешь моим дворянином, а твои земли увеличатся вдвое! Так что — действуй!

Дворянин Картымазов говорил:

— Государь, у меня есть просьба…

Великий князь Иван Васильевич говорил (перебивая его):

— Хочешь, угадаю с первого раза! Ты просишь неделю отсрочки, чтобы поехать домой к жене на Угру!

Дворянин Картымазов говорил:

— Увы, государь, мне крайне неловко, да только не угадал ты… Я совсем не об этом хотел просить! Скорее — наоборот! Зная, что посольство князей Бориса и Андрея задержится в Москве еще на две недели, я хотел просить, чтобы меня отпустили, дабы вернуться к князю Борису немедленно, выехав прямо сегодня… Я думаю, государь, князь Борис в душе уже раскаивается в совершенном, и, если бы мне удалось с ним поговорить наедине… Я заметил, что он иногда прислушивается к моим словам…

Великий князь говорил:

— А вот этого, Картымазов, не надо! Если хочешь знать, я нарочно задерживаю отъезд посольства мятежных братьев из Москвы. Пусть помучаются в неведении! Пусть раскаются поболе! У меня свои планы. А ты слушай, что я тебе говорю, — поезжай-ка ты вместе с твоими друзьями к себе на Угру, недельку отдохни и возвращайся! Как только вернешься, так я посольство братцев моих и отпущу обратно, а перед отъездом дам тебе дополнительно некоторые секретные инструкции насчет того, что отдельно сказать брату моему князю Борису, а что совсем отдельно брату Андрюше-Горяю. А пока ты свободен, Картымазов! Жду тебя через две недели!

Картымазов, низко поклонившись, вышел.

На сим великий князь повелел прекратить записывать, удалился в соседнюю комнату и дожидается, пока я передам ему готовый документ.

По личному приказанию государя записано скорописью, а затем переписано тайнописью с одновременным уничтожением вышеупомянутой скорописи доверенным дьяком великокняжеским Федором Курицыным в единственном экземпляре и немедля передано в руки государя нашего великого князя московского Ивана Васильевича для вечного хранения в его секретном великокняжеском архиве.

6 июля 1480 года

…Купец Онуфрий Карпович Манин в силу своей профессии, а также характера не мог позволить или даже представить себе путешествия из Новгорода в Москву (и далее) без возможности извлечения из этого предприятия, раз уж оно стало неизбежным, максимальной выгоды.

Неизбежным это предприятие стало в силу непреодолимых обстоятельств, то есть тех, которых купец Манин преодолеть не смог, а именно: выхаживание Любашей раненого Ивашки неожиданно привело молодых людей к пламенной, нежной и настолько глубокой любви, что жизнь друг без друга стала казаться им совершенно невозможной. Это, в свою очередь, привело Ивашку к тому, что он бухнулся в колена купцу Манину и стал просить у него руки дочери. Манин дочь любил и, услышав от нее, что все ее счастье в Ивашке, согласие свое отцовское дал, понимая, какие это согласие будет иметь последствия.

А последствия были такими, что, поскольку Манин в своей единственной дочери души не чаял, ему пришлось смириться с мыслью, что жить с мужем Любаша будет в Медведевке на Угре, потому что Ивашко себе жизни другой не представлял, — а это означало, что и Манину придется сниматься с места и всю свою купеческую карьеру начинать сначала, потому что и он, в свою очередь, не представлял себе жизни вдали от родного дитяти.

Вот так и вышло, что Манин, два его верных помощника, Любаша, Ивашко, Алеша, телега с дочкиным приданым да еще несколько с кой-каким товаром — ну негоже из Новгорода в Москву с пустыми руками ехать! — двинулись в дорогу и благополучно прибыли в Москву, где Манин, имея, как и повсюду, знакомых купеческого звания, а также и деньжат прилично, снял не более, не менее как целый большой дом на Торговой улице, чтоб, значит, товар новгородский продать, пока Василий Иванович и его друзья у великого князя на приеме будут, а уж потом, поужинав по-человечески и отдохнув, как положено, завтра всем отрядом и двинуться дальше.

Федор Лукич Картымазов прибыл к великому князю в составе посольства от взбунтовавшихся удельных князей и уже неделю ожидал в Москве распоряжений.

Филипп Бартенев был вызван из воевавшего с ливонцами войска по поручению великого князя и тоже несколько дней находился в Москве.

Здесь же был и Сафат, которого его владыка, крымский хан Менгли-Гирей, отправил в распоряжение своего лучшего друга и союзника великого московского князя Ивана Васильевича.

Наконец, Василий Медведев был отозван из Литвы для сегодняшней встречи с великим князем, хотя в душе не мог понять, зачем это было нужно, — ничего нового ему Иван Васильевич не сказал.

Но спорить с государем нельзя, и все собрались, как он велел.

Конечно, Манин и вся компания с ним тоже оказались именно в это время в Москве не случайно — просто Алеша сообщил Медведеву, что Ивашко поправляется, а Медведев сообщил Алеше, когда он будет в Москве. Теперь оставалось только точно подгадать время, что и было сделано.

Таким вот образом все друзья и соратники после долгой разлуки снова оказались вместе, и Манин был очень рад случаю показать свое гостеприимство Медведеву, которого очень уважал и любил, а заодно и его друзьям.

Потому все были еще с утра предупреждены о том, что сразу после приема у великого князя купец Манин ждет всех со званым обедом.

И все собрались вовремя, да вот только Филипп почему-то опаздывал.

— Позвольте сказать, Василий Иванович, — осторожно вмешался Алеша.

Обычно за столом с дворянами не сидели дворовые и служивые люди, но это был исключительный случай — купец Манин был как бы хозяин, и сидели тут его дочь и ее жених Ивашко и, конечно, Алеша.

— Ну говорит — позволил Медведев.

— Филипп Алексеевич, как только от великого князя пришел, тут Же позвал этого своего… не пойму, то ли он слуга у него, то ли приятель…

— Генриха? — переспросил Медведев. — Ну знаю, он мне о нем рассказывал.

— Ну вот, — продолжал Алеша, — Филипп сказал этому Генриху: „Сейчас, обожди, я мешок с камнями возьму, и пойдем!“ И точно — вышел с мешком, засунул его за пазуху, и оба они быстро направились куда-то в сторону Кремля.