А. Мусатов - Костры на сопках Страница 8

Николай, с трудом сдерживая волнение, несколько раз обошел вокруг крепости. Паркера нигде не было.

«Неужели опоздал?» с тревогой подумал он, но в это время ветер донес редкие удары башенных курантов — пробило шесть часов.

«Сейчас подойдет, надо обождать», решил Оболенский и присел на камень.

За мысом тяжело вздыхало море. Волны набегали на берег, шурша галькой и оставляя на них белые шапки пены. Низко над волнами проносились чайки.

«Ветер крепчает. Кажется, быть шторму, — подумал Николай. — В такую погоду только бы уходить! Англичане и французы едва ли рискнут пуститься в погоню».

Он стал думать о своем фрегате, о товарищах, о капитане. Живо представил себе, как Изыльметьев расхаживает по палубе, сосет трубку и с нетерпением ждет его возвращения.

«Ничего… Вот только проучу малость этого наглеца Паркера, собью с него спесь и вернусь», успокоил себя Николай.

А если не Паркер, а он, Оболенский, падет здесь, на берегу океана?…

Николай с необычайной ясностью вдруг увидел себя лежащим на камнях с простреленной грудью, представил, как его хоронят, опускают труп, завернутый в парусину, в волны океана…

«Да, дуэлянт!» усмехаясь, оглянулся Николай, словно боясь, что кто-то подсматривает за ним и читает его мысли.

«Где же все-таки Паркер? Неужели струсил и не явился?»

Николай еще раз обошел крепость, но никого не обнаружил. А ведь скоро сюда придут матросы и увидят его одного сидящим на камне. Что они подумают?

«Нет, надо непременно найти этого подлеца Паркера и отхлестать по щекам», приподнимаясь, подумал Николай.

Не успел он пройти и сотню шагов, как заметил Паркера. Тот, словно кого поджидая, стоял в тени деревьев. Увидев устремившегося к нему Оболенского, Паркер сделал вид, что не узнает его, повернулся и медленно пошел в глубину аллеи.

Николай, догнав Паркера, насмешливо спросил:

— Где ваши пистолеты? Где ваше слово?

Паркер мельком окинул Николая взглядом:

— Что вам угодно, сэр? Вы, наверно, хватили лишнего.

— Вы, милостивый государь, подлец и трус! — запальчиво крикнул Николай.

Но тут произошло загадочное. Паркер поднес к губам свисток. В ту же минуту из боковых аллей выскочили английские матросы и набросились на Оболенского. Николай в ярости отпрянул назад и выхватил пистолет. Сильный удар по голове сбил его с ног. Он попытался подняться, но трое или четверо дюжих матросов плотно придавили его к земле, начали крутить назад руки. Вдруг Николай услышал крик:

— Держитесь, ваше благородие! Сейчас подмогнем!

Оболенский, с трудом повернув голову, заметил бегущих на выручку Чайкина и Сунцова.

Собрав последние силы, Николай ударил одного из английских матросов ногой в живот, другого толкнул в грудь, но сам в это время получил такой удар по виску, что у него помутилось в глазах, и он будто провалился в бездонную пропасть.

Глава 7

Оболенский болезненно вздохнул и открыл глаза. Он лежал, на полу в сыром, полутемном помещении. Узенькая полоска света из иллюминатора освещала дубовую обшивку. Слышался равномерный плеск воды. Как видно, Николай находился в трюме корабля. Но какого корабля? Как он сюда попал?

Николай приподнялся на локте, чтобы лучше осмотреться. Острая боль в правом плече заставила его глухо вскрикнуть и вновь повалиться на спину.

— Очнулись, ваше благородие? — услышал он из полутьмы голос.

— Кто здесь? — опешил Оболенский.

— Да это я, Чайкин. А вон и Сунцов с нами. — Матрос подполз поближе. — Вот славно, что голос подали. А уж мы думали совсем карачун вам. Мы и водой брызгали и уши вам терли, а вы лежите и не шелохнетесь. Мы тут с Сунцовым стражу звали, а они, дьяволы, будто и не слышат.

— Какую стражу? — удивился Николай. — Разве мы… разве мы под стражей?

— Эх, ваше благородие, попались мы, как кур во щи…

И только теперь Оболенский начал припоминать, что с ним произошло на берегу. Вот он сидит на камне у старой крепости, ждет Паркера. А того все нет и нет… Потом он встретил Паркера в аллее, назвал его трусом, потом неизвестно откуда появились английские матросы… и дальше он ничего не помнит.

Мало-помалу Николай начал догадываться, что Паркер подстроил ему какую-то каверзу. Но какую? Может быть, все же это простое недоразумение, придут старшие офицеры, все узнают и его с матросами выпустят на свободу…

— А вы как, братцы, живы-здоровы?

— Целы, ваше благородие, — отозвался Чайкин. — Нашего брата свалить трудно. Да и мы им спуску не дали.

— Вот и свиделись, ваше благородие, — подал голос Сунцов. — У нас, у простых людей, говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся.

— Как же вы возле меня оказались? — спросил Оболенский.

— Да что же было на берегу сидеть! — ответил Чайкин. — Мы тоже не без понятия, сразу смекнули, куда ваше благородие пошли. Вот и решили под рукой быть для всякой надобности.

— Поздно прибежали, — сказал с сожалением Сунцов. — Кабы раньше чуток, отбились бы. Опять же, оружия не было. С оружием нас бы ни за что не взяли.

— Оно и лучше, — сказал Оболенский. — Было бы кровопролитие, напрасные жертвы. Как вызовут вас на допрос, говорите, что я приказал вам защищать меня.

— Это для чего, ваше благородие?

— Так нужно… Вероятно, в стычке кого-нибудь поранили?

— Не без того, — спокойно ответил Сунцов. — Нас помяли, ну и мы в обиду себя не дали.

И, помолчав немного, он добавил:

— Только, ваше благородие, я так думаю: вы всю вину на себя не берите. Вместе бились, вместе и ответ держать. Как же так можно за своего командира — и не заступиться!

— Это правильно, — поддержал его Чайкин. — Так-то лучше будет. Они скажут, что вы нарочно того офицера вместе с нами дожидались, чтобы покалечить… А надо как есть правды держаться. Как было, так и надо доказывать.

— За все это вас могут осудить на каторгу, — сказал Оболенский.

— Двум смертям не бывать, одной не миновать! — вздохнул Сунцов.

Наступила тишина. Каждый предался своим невеселым думам. Оболенский подумал о том, что сейчас делается на «Авроре» — собирается ли экипаж в плавание или капитан принимает меры к его розыску. Николай представил себе, как корабль поднимет все паруса и пойдет на запад, к родным берегам. А он? Трезво и хладнокровно перебирая в памяти прошедшие события, Оболенский приходил к печальным выводам! Положение его было трудным. Один на корабле чужой страны, которая в ближайшее время может начать военные действия против его родины… С ним могут поступить, как с военнопленным. Он здесь беззащитен.