Наталья Дмитриева - Алхимики Страница 8

— Сядь поближе.

Не произнеся ни слова, девушка пересела. Ему опять показалось, что она сидит слишком далеко, и тогда школяр придвинул ее вместе с лавкой.

— Ты меня боишься? — спросил он, положив руку ей на плечо.

Сесса подняла глаза.

— Вы как будто неплохой человек. Чего же вас бояться?

— В Лёвене меня звали Блажным Ренье, оттого что временами я теряю разум.

— Грешно это, ваша милость. Не следует разбрасываться тем, чем наделил нас Господь.

— Amen, милая. Мудрые девы всегда спасали меня.

— Те, что выходят к жениху со светильниками, полными масла, чье имя — милосердие Господне?

— Те, чья красота сияет в темноте, подобно путеводной звезде; те, что вдыхают огонь в измученные постом и покаянием души; те, что раздают любовь и веселье, а взамен получают золотые пояса, драгоценные цепи, серьги, кольца и монеты…

Сесса укоризненно покачала головой.

— Стало быть, разум вам возвращают неразумные. Много ли его прибывает в таком случае?

— За прибытком я не гонюсь. — Школяр попытался обнять девушку, но случайно или намеренно она ткнула его иглой. — Ай! А ты колючка!

— Не лезьте под руку, ваша милость, — строго произнесла служанка. — Я лишь слегка задела вас, а могла бы и поранить.

— Значит, ты ведешь жизнь чистую и безгрешную? — добродушно спросил Ренье, ничуть не досадуя на неудачу. — Нелегко, должно быть, тебе приходится.

— У меня есть жених, — чуть покраснев, ответила Сесса.

— А, так это его я видел сегодня у двери… Скользнул мимо меня, как тень, и скрылся, прежде чем я смог его рассмотреть.

— Не может быть! Вы ошибаетесь, ваша милость, Йоос здесь не появлялся. Я запрещаю ему сюда ходить.

— Если это не твой жених, то кто? Кто был здесь перед моим приходом?

Слова повисли в воздухе. Девушка вдруг уронила шитье и стиснула руки на коленях. Несмотря на тепло очага, в лицо ей как будто пахнуло холодом; рядом находился большой и сильный мужчина, но страх, охвативший ее, был так силен, что Сесса готова была сию же минуту кинуться прочь из дома. Усилием воли девушка подавила дрожь и изо всех сил сжала челюсти, чтобы зубы не стучали. Это показалось школяру странным: он подумал, не кроется ли здесь что-то еще, и почувствовал, как разгорается его любопытство.

VI

В темноте за стеной ожили скрипучие ступени.

— Кто там? — Ренье привстал, с трудом сохраняя равновесие — выпитое давало о себе знать. Испуганная девушка потянула его обратно:

— Там никого нет.

— Кто-то ходит.

— Нет, это скрипит старая лестница.

— Говорю тебе, там шаги.

— Это трещат рассохшиеся половицы.

— А я слышал иное — будто по ночам черти приходят щекотать пятки Хендрику Зварту! Это черта я видел сегодня у дверей? Пусти! — Ренье вырвал у нее руку и вскочил. — Черт или нет, я его поймаю!

Не слушая уговоров служанки, школяр бросился в темный проем, а оттуда вверх по лестнице. Ему чудилось, что впереди него кто-то идет, но когда он протягивал руки, то хватал лишь пустоту. На втором этаже все двери, кроме входа на чердак, были заперты — даже та, что вела в их с Андреасом комнату. Стояла мертвая тишина, Ренье не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания. Потом внизу мелькнул свет, и слабый голос Сессы окликнул его. Школяру ничего не оставалось, как спуститься; но он никак не желал успокаиваться и стал расспрашивать служанку:

— Почему вдруг стало так тихо? Кто приходил в дом сегодня? Разве это секрет? Хозяева велели тебе молчать?

— Слушайте, — произнесла Сесса, — только прошу, ваша милость, не кричите больше. Хозяева будут недовольны, они не любят, когда их беспокоят. Если они узнают, что мы распивали с вами вино, достанется и мне, и старой Грит. Мы были на вечерней мессе, а потом господин Хендрик почувствовал себя плохо — с ним это часто бывает. Тогда они с хозяйкой запираются у себя в комнатах, и госпожа Мина ухаживает за братом. Лекаря они никогда не зовут, но часто посылают меня к Симону ван Хорсту, аптекарю. Его лавка через два дома от нас. Госпожа Мина пишет ему записку, а я отношу, и он взамен дает мне порошков, а порой горшки с мазями или бутыли с разными жидкостями, которые пахнут так, что у меня закладывает нос. Все это я отдаю прямо в руки хозяйке: Грит говорила, что они с господином Хендриком умеют делать лекарства. Но иногда Симон ван Хорст все же приходит и проводит там, наверху какое-то время. Наверное, это он стоял сегодня у двери… наверное, его впустила сама госпожа Мина…

— И это все?

Девушка подумала о медном горшке, принесенном из погреба, но все же кивнула.

— А ты видела, что в записках, которые хозяйка передает аптекарю? — продолжал допытываться пикардиец.

— Она всегда тщательно складывает их и запечатывает восковой печатью.

— Хм… а ты могла бы в следующий раз, когда они пошлют тебя туда, незаметно вскрыть печать и посмотреть?

От ужаса глаза Сессы стали круглые, как плошки.

— Что вы, господин Ренье… — прошептала она. — Как же можно?

Ренье насмешливо улыбнулся.

— Лучше узнать лишнее, чем ничего не узнать — так говорил мудрый Сенека. Дела твоих хозяев кажутся мне подозрительными. Нет ли здесь какой тайны? Я бы не прочь ее раскрыть.

Девушка в отчаянии всплеснула руками:

— Помилуй Боже, зачем это вам?!

— Затем, что в твоей любви, красавица, мне отказано. Чем еще заняться бедному школяру?

— Ах, ваша милость… — горестно вздохнула служанка. — Знаю, наш город маленький и скучный. У нас не устраивают пышных празднеств, и шествий, и представлений, и турниров, какие, я слышала, бывают в Брюсселе и Мехельне; приказом бургомистра бродячим актерам и музыкантам запрещено появляться в нашем городе — в противном случае с них возьмут штраф двадцать золотых гульденов и высекут плетьми перед ратушей. Чтобы узнать новости, наши соседи ходят на богомолье; а когда Яна Хрипуна приставили к позорному столбу за то, что он хотел украсть у соседа свинью, об этом говорили целый месяц. Вы и господин Андреас скучаете у нас, вам привычнее другая жизнь, другие люди. Вероятно, вы скоро покинете Ланде… Все же, прошу, ваша милость, не смотрите на нас свысока! Мы люди простые, но ведь и простота, случается, достойна уважения!

— А как быть с теми, кто в простоте своей предает душу дьяволу? — спросил Ренье.

Внезапно над их головами раздался громкий треск, а затем грохот и звон, словно на втором этаже обрушился шкаф с посудой. Послышался громкий стон — казалось, он идет сразу отовсюду; ему вторили частые женские всхлипы. Что-то опять грохнуло, и с потолочных балок слетело облако пыли. От шума на миг проснулась Грит, но тут же снова уронила голову на тюфяк. Наверху захрустело битое стекло, неверные заплетающиеся шаги проследовали к лестнице, хлопнула дверь, и слабый голос, дрожащий от рыданий, позвал из темноты: