Бернард Корнуэлл - Стоунхендж Страница 87

Керевал упал на колени в знак благодарности. Он послал храм и был верен своему богу, и теперь сокровища будут возвращены его племени.

— Завтра, — счастливо сказал он, — завтра мы заберём наше золото и сможем вернуться домой.

«Домой, — подумал Сабан, — домой. Завтра. Всё закончится», — и он сможет вернуться домой.

Рэтэррин разросся. Хижин стало в два раза больше, чем тогда, когда Сабан покинул его, их действительно было так много, что они занимали больше половины пространства внутри заградительного вала, а почти целое новое селение было построено снаружи на высоком холме рядом с деревянным храмом Слаола. Ещё более удивительное изменение было в том, что вместо храма Лаханны теперь была большая круглая хижина с соломенной крышей.

— Это был храм, — сказал Галет Сабану, — только теперь это дом Ленгара.

— Его дом? — Сабан был потрясён. Казалось ужасным, превратить храм в жилище.

— Дирэввин поклоняется Лаханне в Каталло, — объяснил Галет, — поэтому Ленгар решил оскорбить богиню. Он снёс большинство столбов, сделал из них крышу, и теперь он пирует здесь.

Галет провёл Сабана через очень высокий вход в изобилующую закутками внутреннюю часть, которая была намного выше и шире, чем большой зал Керевала в Сэрмэннине. Дюжину столбов храма оставили, только теперь они поддерживали соломенную крышу, заострённую к отверстию вверху, куда выходил дым, однако оно было почти невидимым, потому что балки крыши были увешаны множеством копий и закопчённых черепов.

— Копья и головы его врагов, — сказал Галет Сабану приглушенным голосом. — Мне не нравится это место.

Сабан возненавидел его, а Лаханна, подумал он, обязательно отомстит за осквернение своего святилища. Зал был таким большим, что все люди Керевала, более ста человек, смогли спать на его устланном камышом и папоротником полу, и все пировали этой ночью, угощаясь свининой, форелью, щукой, хлебом, щавелем, грибами, грушами и ежевикой. Сабан и Орэнна ужинали в хижине Галет, где они слушали рассказы о правлении Ленгара. Они слушали истории о бесконечных набегах, казни чужеземцев, обогащении воинов, захвате в рабство множества людей из соседних племён, только, сказал Галет, Каталло не поддавалось.

— Все, кто ненавидит Рэтэррин, — сказал он, — становятся друзьями Каталло.

Таким образом, Каталло и Рэтэррин всё ещё воевали, хотя Рэтэррин совершал набеги вглубь его территории. Ни один мальчик в Рэтэррине не мог стать взрослым, пока не вернётся оттуда с головой, которую добавят к остальным в большом жилище Ленгара.

— Недостаточно просто выжить в лесу в эти дни, — сказал Галет, — мальчик также должен доказать свою смелость в сражении, а если о нём подумают, что он трус, он целый год должен будет провести в женской одежде. Он должен будет мочиться как женщина, и носить воду с рабами. Даже собственные матери презирают их! — он покачал головой и горестно вздохнул.

— А Ленгар строит храм? — спросила Орэнна, озадаченная тем, что человек, который так любит войну, построит храм, который должен принести времена мира и счастья.

— Это храм войны! — сказал Галет. — Он утверждает, что Кенн и Слаол едины!

— Кенн? — спросила Орэнна.

— Бог войны, — пояснил Сабан.

— Слаол это Кенн, Кенн это Слаол, — сказал Галет, покачивая головой. — Но Ленгар так же говорит, что великий вождь должен иметь великий храм, и он любит хвастаться, что он похитил храм с другого края мира.

— Похитил? — нахмурившись, спросила Орэнна. — Он меняет его на золото!

— Он строит его для своей собственной славы, — сказал Галет, — но ходят слухи, что храм никогда не будет закончен.

— Какие слухи? — спросил Сабан.

Старик раскачивался взад вперёд. Огонь освещал его измождённое лицо, и отбрасывал тень на внутреннюю часть соломенной крыши.

— Были предзнаменования, — тихо сказал он. — Становится всё больше изгоев, чем когда бы то ни было, и они становятся всё более дерзкими. Ленгар повёл всех своих копьеносцев против них, но всё, что они обнаружили, это мертвецы, висящие на деревьях. Говорят, что командует ими мёртвый вождь, и ни один из наших воинов не осмеливается встречаться с ними, пока жрец не совершит заклинания и заговоры.

Жена Галета Лидда, уже сгорбившаяся и беззубая, громко закричала и полезла рукой под шкуру, чтобы притронуться к паху.

— Здоровые дети умерли, — продолжил Галет, — и молния ударила в храм Эррина и Мэй. Один из его столбов почернел и раскололся!

Лидда вздохнула.

— Мертвецов видели неподалёку от Храма Неба, — пожаловалась она, — и они не отбрасывают тени.

— Это уже не Храм Неба, — с горечью сказал Сабан. Воздушная лёгкость первых камней была украдена приземистым кольцом Сэрмэннина. Это даже не Храм Теней, а что-то приниженное и неполноценное.

— Ясень был срублен в лесу, и он кричал, как умирающее дитя! — сказал Галет. — Хотя я сам этого не слышал, — добавил он. — Топоры становятся тупыми до того, как их используют.

— Луна всходила цвета крови, — продолжила стенания Лидда, — а барсук убил собаку. Родился ребёнок с шестью пальцами.

— Некоторые говорят, — Галет понизил голос и с тревогой взглянул на Орэнну, — что храм Чужаков принёс несчастья. А когда Камабан приходил сюда весной, он сказал, что храм должен быть перестроен, что всё неправильно.

— А Ленгар не согласился? — спросил Сабан.

— Ленгар говорит, что Камабан сошёл с ума, — сказал Галет, — и что враги Слаола хотят помешать завершению храма. Он назвал Камабана врагом Слаола! И Камабан ушёл.

— А жрецы? Что они говорят?

— Они ничего не говорят. Они боятся Ленгара. Он убил одного!

— Он убил жреца? — Сабан был потрясён.

— Жрец пытался помешать ему превратить храм Лаханны в жилище, вот Ленгар и убил его.

— А Нил? — спросил Сабан. — Он делал что-нибудь?

— Нил! — Галет сплюнул при упоминании имени главного жреца. — Он ничто, собака у пяток Ленгара, — Галет повернулся к Орэнне. — Ты должна уйти, госпожа, до возвращения Ленгара.

— Ленгар не тронет меня, — сказала Орэнна на языке Рэтэррина, которому Сабан научил её.

— Мы здесь с воинами из Сэрмэннина, — объяснил Сабан, — а они защитят её.

Он притронулся к ореховой скорлупе под своей туникой.

Галет с сомнением выслушал это заявление.

— Когда вождём был мой брат, — сказал он Орэнне, — мы были счастливы.

— Мы были счастливы, — эхом отозвалась Лидда.

— Мы жили в мире, — сказал Галет, — или старались это делать. Конечно, бывал голод, часто бывал голод, но мой брат умел сохранять еду. Как всё изменилось, как всё изменилось.