Сергей Городников - Порученец Царя. На стороне царя Страница 9

Островерхие двухъярусные хоромы были прочно врыты в землю на верху этого пригорка. Просмоленную крышу обрамляли вершины соснового бора, словно они были первым рядом невидимого лесного войска, которое для охраны важных гостей выстроилось на заднем склоне. Правый, самый пологий уклон шагов через двести от хоромного резного крыльца упирался в кромку зеркальной глади большого озера. Возле берега недавно подновили и расширили две бревенчатые постройки: вытянутую конюшню и поварской домик, напротив которого виднелся колодец с двускатной крышей. Из каменной трубы поварского домика, как будто нехотя покидал его, поднимался серый дымок, там слышались голоса, среди них выделялся голос зрелой женщины, которая распоряжалась стряпнёй.

Хоромы не были похожими на главное строение дачного поместья самого богатого московского боярина, а казались только одним из мест отдыха во время большой охоты. Видно, потому их и использовали похитители. Гнедая лошадь с обитым серебряными украшениями седлом стояла у укреплённого на столбах бруса слева крыльца, её поводья были завязаны на брусе, и Удача предположил, что в хоромах кто-то из заказчиков похищения. Он решил дождаться его выхода, узнать, кто им был, а потом действовать сообразно обстоятельствам. В мыслях он полагал увидеть Плосконоса. Но он ошибался, в охотничьем доме был только посредник.

Барон посмотрел в окно на уклон пригорка и на озеро. Широкое, оно обозревалось, как на ладони. У дальнего берега плавали точки уток, и те утки представлялись единственными свидетелями его появления в этом месте. Он вернулся к удобному резному креслу возле украшенной бело-зелёными изразцами печи, опустился на мягкую шёлковую подушку. Поскучав, вновь погладил обитую серебром шкатулку из красного дерева, затем приоткрыл крышку. Один за другим вынул несколько золотых перстней. Отобрав пять самых крупных, неторопливо надел на пальцы левой руки, сжал пальцы в кулак и повертел им перед карими глазами, в которых в ответ блеску камней засверкали алчные огоньки. В особенности привлекал его внимание перстень с синим, как весеннее небо сапфиром, полученный час назад в оплату за посреднические услуги в похищении девушек. Их прибытия он теперь и дожидался. Он был чужд нетерпению или беспокойству. Похитители знали своё дело, сначала их спрятали в сторожке лесничего, – надо было убедиться, что никто не сел на хвост.

От лесной просеки донесся шум приближения небольшого конного отряда. Он неохотно снял перстни, сложил в шкатулку и плотно закрыл её. Откинувшись в кресле, навострил уши. Шум топота нарастал и беспорядочно стих рядом с крыльцом. Барон глянул на видимые сбоку главного окна ступени крыльца. Лишь трое из похитителей, – все с закрытыми платками лицами, безымянные и похожие один на другого, – сопровождали девушек, у которых были завязаны глаза и связаны в запястьях руки. Девушкам помогли спуститься на траву и подняться по ступеням на крыльцо. Потом звуки шагов раздались в большой прихожей, и, наконец, раскрылась дверь в просторную гостиную, где сидел Барон. Главный из троих опричников вошёл и прошёл к столу, наклонился, тихо сообщил:

– Всё в порядке. Мы запутали следы. Разобраться в них нельзя, даже если кто-то случайно видел нас на одной из троп. Здесь останутся двое наших людей, остальных должен привести ты.

– Я не могу собрать всех сейчас же, – вполголоса ответил Барон. И тише пояснил: – Отпетые головорезы будут лишь к полуночи.

По знаку его безликого собеседника другие ввели девушек, развязали им руки и сняли с глаз плотные бархатные повязки. Выполнив свою задачу, все трое немедленно покинули гостиную. Пока девушки приходили в себя и присматривались к обстановке, Барон привстал, шутовски поклонился и воскликнул:

– Дарья Афанасьевна, Наталья Артамоновна – какая честь!

После чего подвинул кресло за стол, вновь устроился на подушке, выражая деловитость и озабоченность, готовность их выслушивать.

– Кто вы такой? Почему мы здесь? Где мы? – обрушила на него гнев за пережитые страхи дочь Нащокина.

Её подруга презрительно оглядела Барона и холодно заявила:

– Если отец узнает...

– Должен узнать! – перебивая её, обрадовался Барон. Чем заметно смутил не ожидавших такого поворота разговора пленниц. – Непременно должен узнать! – Он подвинул к ней чернильницу с пером и бумагу. – Чем скорее, тем лучше! Пишите ему, пусть...

– Вы разбойник? – громко оборвала его дочь Матвеева. – Вам нужен выкуп?

– О-о, совсем небольшой, Наталья Артамоновна, совсем небольшой. Вы и сами согласитесь со мной, сколь он ничтожен.

Матвеева гордо взяла перо, обмакнула в чернила, занесла над листом бумаги.

– Что писать? – сказала она холодно.

Барон потёр ладони, как будто от искреннего удовольствия, что всё так легко и хорошо получается, без лишних слов и к всеобщему согласию.

– Напишите, напишите ему сами, чтобы он узнал именно ваши, любезные его отцовским чувствам выражения. Главная мысль должна быть простой и ясной – пусть станет благоразумнее. Боярская шуба, о которой он мечтает, возможно, и не тяжела на первый взгляд, а не всем по плечам, надорвать может. Зачем же ему так сразу, из грязи, да в бояре метить. Я вот тоже хотел бы в бояре, а знаю свой шесток. Разве ж мне не обидно? Чем я хуже? Нет уж. – Он говорил с шутовским удовольствием, видя, что задел девушек за живое. – Пусть родовитые, по породе будут в боярах. Так привычнее, пусть их. – Он отмахнулся за окно, как будто они там столпились и ждали именно его решения. – Мне так спокойнее. И вы тоже, Дарья Афанасьевна, – он подвинул от стопки ещё один лист, – и вашему батюшке надо отправить гонца. Пусть ваши родители поймут, как им тяжко служить государю так близко от трона. Надорвались, мол, перетрудились, пусть он их отпустит на покой. И не ленитесь, пишите. А то, знаете, мы, русские, долго запрягать склонны...

– Долго вы намерены нас здесь держать? – холодно оборвала его Дарья.

Барон смолк, откинулся в кресле, для большего впечатления не сразу прервал напряжённое безмолвие.

– Это зависит от благоразумия ваших отцов, – спокойно и ясно произнося слово за словом, ответил он ей в глаза. – И от вашего собственного благоразумия, Дарья Афанасьевна. Пишите же, да поживее. Время в нашем деле вещь дорогая.

– А вы не боитесь наказания? – резко спросила его дочь Матвеева.

– Так волков бояться, в лес не ходить, – возразил Барон. – И потом. Разве ж это только моё желание? Наказать-то меня вполне можно, когда я один. А в этом деле мою вину будет сложно признать даже царю, уж очень многих придётся к этой вине привязать. Уж поверьте мне на слово. И не тешьте себя пустыми надеждами увидеть мою голову на колу.