Дороти Даннет - Путь Никколо Страница 9

С двумя другими было проще. Юный Феликс, после смерти Корнелиса де Шаретти пустился во все тяжкие, но мать его была разумной женщиной. Неизвестно пока, унаследовал ли парень деловую хватку своего отца. Именно Корнелис сохранил голову на плечах во время той паники, два года назад, когда повалились все ломбардские залоговые дома, и он же спас отца своей жены Марианны, взяв в свои руки его дело.

Неплохая мысль — объединить ростовщичество с красильней. В Лувене они процветали. Там у де Шаретти имелось несколько лавок; а также особняк и красильные мастерские здесь, в Брюгге. И отличный отряд наемников. Должно быть, на детей у него не хватало времени. Но такой человек как Корнелис должен был действовать умнее и позаботиться о будущем; ему следовало поразмыслить о том, кто унаследует его дело, случись ему умереть до срока. А теперь осталась его супруга Марианна и управляющие, которым можно доверять лишь настолько, насколько вообще можно доверять управляющим; и мальчишка Феликс, который ни о чем, кроме своего озорства, не думал и вовсе не желал заниматься делами.

В последнюю очередь Ансельм Адорне обратил взор к подмастерью и наконец, промолвил:

— Я не приглашаю вас присесть, мейстер Юлиус, ибо вы здесь для того, чтобы услышать от меня слова порицания. Но сперва скажите мне, понес ли наказание этот юнец?

Он говорил по-фламандски.

Феликс открыл, было, рот, но, поймав взгляд стряпчего, вновь захлопнул его. Поверенный отозвался на том же языке:

— Minen heere, Клаас подвергся порке за то увечье, которое причинил другу епископа. Также он понес наказание за свою дерзость. Однако и то, и другое было непреднамеренным.

— Он вел себя неподобающе, — спокойно возразил Ансельм. — И причинил вред мессеру де Аччайоли. Однако касалось ли наказание того, что случилось с пушкой? Признал ли он свою вину и были ли предъявлены какие-либо обвинения?

— Нет, minen heere, — отозвался стряпчий уверенно. — Клаас не собирался утопить пушку, это был несчастный случай. К тому же он не находился у руля, когда все это произошло. И если minen heere позволит, тому найдется множество свидетелей.

— Полагаю, сейчас многие сочтут в своих интересах подтвердить подобную версию, — заявил Адорне. — Не вижу смысла спрашивать их, поскольку эта история и без того получила слишком большую огласку. Однако неважно, считаю ли я происшедшее несчастным случаем. Факт тот, что было нанесено оскорбление союзнику герцога и самому герцогу. Мейстер Юлиус, несете ли вы как стряпчий семейства де Шаретти ответственность за этих двоих юнцов?

— Я отвечаю перед демуазель де Шаретти, — отозвался Юлиус.

— Тогда я предоставлю демуазель де Шаретти поступить с вами так, как она сочтет подобающим. Что касается вас, юноша, вы, кажется, являетесь наследником своего отца?

Феликс поднял голову:

— Minen heere, мейстер Юлиус не виноват. Мы попросили его отправиться с нами на охоту, а потом решили забраться в… на…

— Вы слишком много выпили и решили, что приятно будет прокатиться в ванне герцога Бургундского. Это было бы вполне объяснимо, если бы речь шла о малолетних детях. Но вы уже давно не младенцы. Вы все, подобно мне самому, являетесь слугами милорда герцога. Вы обязаны чтить его собственность и достоинство, а также всех его друзей и союзников. Неужели ваш отец пренебрег бы этим? А ваша мать? Сознаете ли, какой ущерб нанесли ее имени и кошельку, вы трое — ее сын, поверенный и подмастерье?

Феликс побагровел.

— Мы постараемся не допустить ничего подобного в будущем, — поспешно заявил стряпчий. — Мы не имели никакого злого умысла, и никто не упрекнет нас в этом впредь.

Крылся ли тут какой-то намек? Нет, едва ли. Мейстер Юлиус не был лишен здравого смысла и сейчас старался с достоинством выйти из положения. Феликс, как всякий мальчишка, видел в происходящем лишь несправедливость: в его глазах стояли слезы. Ну, так пора ему узнать побольше о несправедливости! Что же касается подмастерья, то он держался стоически; из таких получаются отличные работники и славные солдаты.

Адорне обратился к стряпчему:

— Вам уже должны были сообщить о штрафе и его условиях. По моему представлению, сумма, которую должна будет уплатить ваша хозяйка и вся гильдия, является достаточным наказанием. Более никакие меры приниматься не будут. Чтобы отметить это, я предлагаю вам вино в своем доме. Мейстер Юлиус, вот стулья для вас и вашего подопечного.

Подмастерья Клааса он оставил стоять.

Супруга Ансельма Адорне хорошо изучила его привычки. Она уже давно уловила взгляд мужа и сразу послала за лакеем. Теперь Маргрит с улыбкой поднялась с места. Адорне тоже встал и двинулся ей навстречу, однако она жестом попросила мальчика и поверенного остаться сидеть.

— Сударыня, — обратился к ней Ансельм Адорне, — здесь у нас тот юноша, который вчера оказал услугу дочери нашего друга и еще не был вознагражден за это. Попросите ее подойти. — При этом он внимательно наблюдал за своими гостями. Никто из них, насколько он мог судить, не заметил присутствия Кателины ван Борселен на другом конце залы. Двое обернулись, краснея. Один лишь подмастерье остался стоять неподвижно, в терпеливом ожидании.

Поведение других людей нередко забавляло Ансельма Адорне, однако он никогда не руководствовался пустым злорадством. Ему недостаточно было поставить на место дерзкого подмастерья. Хотелось также узнать получше норов этой девушки, приходившейся кузиной Вольферту ван Борселену, которая провела три года в камеристках у шотландской королевы.

Это не заняло много времени. Сегодня, вместо эннена, волосы Кателины были уложены в сеточку; вьющиеся локоны выпущены поверх ушей. Такая прическа подчеркивала красивую длинную шею, а платья она носила узкие и простые, по шотландской придворной моде. Подмастерье обернулся, и брови девушки слегка приподнялись.

— А, — проронила Кателина ван Борселен. — Это те люди, что везли ванну. Не помню, когда я в последний раз так смеялась. А вот и ныряльщик. Он выглядит по-другому, когда обсох.

— Да, миледи, — отозвался Клаас и улыбнулся с самым искренним добродушием. — Вы тоже, миледи. Полагаю, мейстер Адорне хотел, чтобы вы извинились передо мной.

Адорне заметил, как у жены дернулось и вытянулось лицо. Он был огорчен, что недооценил этого мальчишку.

— Клаас — тебя ведь так зовут?

У парня была открытая улыбка — как у ребенка, безумца, старика или монаха.

— Клаас ван дер Пул, minen heere.

Фамилия не была наследственной. Своей у него не имелось. Управляющий Ансельма, который мог разнюхать все на свете, многое разузнал об этом Клаасе. В десять лет малец появился в красильне Шаретти; до того он жил в Женеве, в торговом доме Тибо и Жаака де Флёри, и был незаконным сыном племянницы Жаака. Он никогда не навещал членов семейства де Флёри, которые, похоже, решили, что выполнили свой долг перед мальчиком, когда оплатили его ученичество в красильне. Знакомая история: сын или дочь семейства совершают ошибку, затем эта ошибка растет, как подзаборная трава, и наконец, объявляется во Фландрии…