Необычное задание - Сергей Иванович Бортников Страница 9

— Мы… Я принял решение передать документ в его лабораторию для более тщательного исследования. Через три дня профессор обещает предоставить неоспоримые доказательства подделки.

— Что ж, будем ждать… Валяй далее, — прошипел Ярослав.

— Валяю, — улыбнулся Копытцев так, как это умел лишь он один: широко, искренне, лучезарно, солнечно. — Твой университетский друг…

— Альметьев?

— Так точно… Он оказался, по сути, нашим коллегой — диверсантом ОМСБОНа…

— Чего?

— Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР, созданной при штабе партизанского движения. В ее состав вошли многие выдающиеся советские спортсмены…

— Например?

— Зачем тебе?

— Может, знаю кого…

— Чемпионы СССР по боксу Щербаков и Королев, по лыжному спорту — Кулакова, по легкой атлетике — братья Знаменские, по тяжелой — Шатов. Под общим руководством старшего майора Судоплатова.

— Опачки! Какие имена! — восторженно вырвалось у Плечова.

— А также целый батальон коминтерновцев, — проигнорировал его не в меру бурное ликование Копытцев, — костяк которого составили бойцы интернациональных бригад, сражавшиеся с фашизмом еще в Испании: болгары, немцы, австрийцы, чехи…

— Хорошенькое дельце!

— Одобряешь?

— Еще бы! С такими ребятами я сам пошел бы в огонь и в воду.

— Кстати, из нашей альма-матер…

— Имеешь в виду МГУ?

— А то что же еще! Там тоже немало народа обреталось…

— Назовите пофамильно, пожалуйста!

— Валера Москаленко с геолого-почвенного факультета.

— Не знаю такого. Каким спортом он занимался?

— Не самбо.

— Понятное дело!

— В нашей стране сей вид спорта не очень развит, но до войны он был представлен на зимних олимпийских играх в качестве демонстрационного. На Западе это называется состязания или, если хочешь, гонки военных патрулей. Когда спортсмены-лыжники соревнуются не только в скорости, но и в меткости стрельбы.

— Извращение какое-то…

— Однако я продолжу с твоего разрешения…

— Давай!

— Женя Ануфриев[1] с философского…

— Тоже не помню, — горестно вздохнул Яра. — Может, с головой что-то не так? Раньше проблем с памятью у меня не наблюдалось…

— В сорок первом он только закончил школу и стал посещать рабфак. А вот сдать вступительные экзамены не успел: отправился добровольцем на фронт, — пояснил Алексей.

— Теперь ясно.

— Между прочим, твой друг успел отличиться. В бою под деревней Хлуднево, где 27 наших ребят осуществили героическую атаку на моторизованную колонну врага из нескольких танков и четырех сотен пехотинцев. За это по горячим следам был удостоен ордена Красного Знамени, — торжественным тоном объявил Алексей.

— Вот видишь. Не зря я за него ручался! — обрадовался Ярослав.

— Согласен. В том бою Николай был тяжело ранен в ногу, но ампутировать конечность не позволил и, как ни странно, выкарабкался. Сейчас снова просится на фронт, подает один рапорт за другим.

— Ничего, если я приглашу его в гости?

— Ничего. Когда ты собираешься это сделать?

— Не далее, как завтра. В такое же время.

— Надеюсь, что и я найду возможность присоединиться к вам, — хитро прищурившись, прошептал комиссар, поднимаясь с оставшегося в наследство от Фролушкина широкого старинного кресла, наконец-то нашедшего свое постоянное место в углу кухни (бедная Ольга долго мучалась, не зная, куда его приткнуть). После чего как бы невзначай добавил: — Ну, какие выводы из сегодняшней беседы ты сделал?

— Кто-то следит за каждым моим шагом в Москве, — задумчиво бросил Плечов, вставая с обычной, но очень любимой табуретки собственной работы ("два дня строгал!"). — И это наверняка связано с предстоящим делом, о сути которого мне неизвестно ровным счетом ничего.

— Не греши, братец. Намеки таки были.

— А… Какой-то сумасшедший профессор…

— Мыльников, — уточнил Копытцев.

— Русская Скандинавия, плодородные земли за полярным кругом. В общем, опять одна сплошная Ги-перборейщина.

— Почему опять?

— Ну не опять, так снова… Однажды сотрудники нашего отдела уже занимались подобными бреднями. И ты не хуже меня знаешь, чем это закончилось.

— Намекаешь на печальную участь Бокии и Барченко?

— А то кого же!

— Пошли, проведешь меня до машины.

— Слушаюсь!

ГЛАВА 11

— Итак, в самое ближайшее время ты отправишься в Ленинград, — приказно объявил комиссар, толкая ведущую на улицу дверь.

— С-с-самолетом? — испуганно процедил через зубы Ярослав, вспоминая предыдущие свои злоключения.

— Не пугайся, — хмыкнул Копытцев. — Мы учли твои благие пожелания и решили устроить для вас экскурсию по знаменитому Волго-Балтскому пути.

— Вас? — мгновенно ухватился за ключевое слово в его речи Плечов. — Почему во множественном числе? Мне привычней работать одному!

— Это форма обычной вежливости. Жаль, что ты с ней не знаком.

— Но…

— И не спорь со старшими по званию!

— Есть!

— Сначала по воде до Шлиссельбурга, а там видно будет.

— Хрен редьки не слаще… Может, дождемся морозов — и по льду. Испытанным, так сказать, дедовским способом, — взмолился Плечов.

— Насколько мне известно, толщина льда для безопасного прохождения Ладожского озера должна составлять не менее двадцати миллиметров. А такое возможно, только если одиннадцать дней среднесуточная температура будет держаться где-то в пределах минус пяти градусов или же шесть суток минус десять… Так что времени у нас с тобой попросту нет.

— Ты какой факультет окончил? — удивленно скосил глаза Ярослав: о таких познаниях своего начальника он, конечно же, и не подозревал.

— Ясно, что не философский или какой-то иной, где в огромных количествах разводят всяких никому не потребных балаболов-гуманитариев. Мы люди конкретные. Точные. Как наши науки.

— И не физический?

— Нет.

— Тогда, может, ранее упомянутый почвенногеологический?

— Не-а! Будто ты не знаешь: механико-математический! — окончательно вышел из себя обычно невозмутимый Копытцев.

— Вычислил, значит?

— Ага!

— Что ж… Тогда все ясно, — вместо того, чтобы направиться прямиком к машине начальника, Плечов присел на дальнюю лавчонку, расположенную за несколькими рядами протянутых через весь двор на разной высоте множества веревок, на которых уже не было сохнувшего белья (вечер), и жестом предложил своему спутнику сделать то же самое. — Одного не понимаю: откуда вдруг врагам стало известно о предстоящей мне миссии?

— Вот-вот. Наконец-то ты ухватил самую важную нить в этой истории. К чему я и подводил тебя все последнее время. — Алексей больше похвалил сам себя, чем подчиненного (во всяком случае, именно так показалось Плечову). — Теперь попробуй сам очертить круг главных подозреваемых.

— Я, ты и товарищ Сталин, — не задумываясь, самоуверенно протянул Ярослав.

— И…

— Далее без наводящих вопросов мне не обойтись.

— Валяй, как ты любишь выражаться…

— Чем же так важен для нас этот самый Мыльников? — приступил к сути дела разведчик, продолжая размышлять вслух. — Надеюсь, не своими же полу-идиотскими суждениями?

— Нет, конечно. Его дед, кстати, видный представитель Мальтийского ордена в России, был одним из трех царских офицеров, кому было поручено вывезти в Данию огромное множество чрезвычайно важных вещей.

— Например.

— Иконы "Спаса нерукотворного образа", ранее хранившиеся в одноименной церкви Зимнего дворца, некоторые таинственные символы монархической власти и даже кое-какие