Александр Зеленский - Чекан для воеводы (сборник) Страница 9

Прошка в самом деле постарался ускользнуть с глаз зануды-десятника, воспользовавшись тем, что тот чуть отвлекся на своих сторожей. Устав слушать поучения старого стрельца, станичник спрятался от него за башенкой бастиона, а затем смело сиганул с верхней площадки вниз, угодив в крохотный садик заднего двора дома Шеина. Но скрыться совсем там ему не удалось. К своему несчастью, или наоборот, оказавшись внизу, Прошка нечаянно толкнул слугу Ферапонта, который копался в маленьком огородике — его любимом месте.

Так вот, от неожиданности Ферапонт даже голос потерял.

— Вор!.. просипел он, хватая Прошку за пояс. — Держи вора…

— Дядя Ферапонт?! — удивленно воскликнул Прошка, распознавший в своем поимщике человека, с которым познакомился этой зимой на городском торжище, где покупал для станичников необходимые пожитки.

— Ге! Ты кто, такой прыткий, будешь? — не признал его Ферапонт.

— «Поетчи горшку ехать в дорогу», — произнес Прошка и тихо рассмеялся.

Тут только до Ферапонта дошло, кто перед ним стоит.

— Ха, Прошка! Сукин сын! — обрадовался он. — Запомнил, стало быть, мою присказку?

— А то? Я как сейчас помню круглую рожу того прижимистого купца-татарина, с которым мы с тобой шутку учинили, заставив его уступить свой товар за бесценок.

— Помню и я, — заулыбался Ферапонт. — Ты тогда прикинулся болящим. Тряска тебя одолела и ты хватался руками то за упряжь, то за сбрую, а я на вопрос татарина: «Что это за больной?», — ответил: что у тебя страшная зараза, от которой всяк человек становится дурак-дураком, а в конце концов и вовсе сдыхает… Ха! И этот дуралей поверил!.. А потом мы с тобой обмыли покупки в кабаке Кузьки Окорокова. Вот тогда-то, вставая из-за стола, я и изрек свою любимую присловицу: «Поетчи горшку ехать в дорогу». А ты, значит, запомнил? Молодца…

— Нам в стороже та татарская упряжь сгодилась, — сказал Прошка. — Но сейчас, дядя Ферапонт, меня другое тревожит.

— Выкладывай!

— Надо мне повидаться с главным воеводой Шеиным…

— Эва! Зачем он тебе понадобился? — спросил Ферапонт.

— Ну, как же!..

И Прошка, как на духу, выложил знакомцу все, о чем хотел рассказать только самому воеводе.

— Ну, брат, дело серьезное, — внимательно выслушав станичника, проговорил Ферапонт. — Тебе повезло, ведь я служу у батюшки воеводы. И все, как есть, ему перескажу о твоем сотнике-переметчике и двоих поляках.

— Только не тяни. Тут дело важное…

— Не бойся, станичник! Мы это дело быстро справим. Пойдем-ка со мной…

— Да меня не пущают!

— Со мной пустят, — заверил Ферапонт.

Воевода Шеин только-только закончил писать послание к любимой своей супруге Евдокии Никитичне, когда услышал скрип приоткрываемых дверей.

— Кто там? Ты Ферапонт? — спросил Борис Васильевич.

— Я, батюшка, — ответил верный слуга, заходя в кабинет.

— Видишь это письмо? Его надобно будет всенепременно передать моей жене. Это важно, Ферапонт. Если со мной что-то случится, ты должен будешь любыми путями донести это послание. В нем мои завещательные распоряжения и просьба, чтобы… — Главный воевода немного помолчал, еще раз посмотрев на преданного слугу, потом продолжил: — Ты знаешь, что моя жена на сносях. Седьмой месяц она, голубушка, носит под сердцем моего ребенка. Завещаю я ей родить сына и воспитать из него славного воина — защитника границ Отечества. Понял?

— Как не понять, батюшка, — ответил Ферапонт, незаметно смахивая набежавшую слезу.

— Письмо будет лежать в этой шкатулке. Запомни!

— Запомню, батюшка. Да ведь я к тебе с вестью о вскрытом злодействе…

— Говори! — сразу посуровев лицом, произнес главный воевода.

— Один из наших стрелецких сотников замечен в тайных сношениях с врагами…

…Прошка, переминаясь с ноги на ногу, стоял перед закрытыми дверями воеводского кабинета. Ему еще никогда не доводилось говорить с такими важными людьми, как окольничий Шеин, и потому он немного трусил, хотя прекрасно понимал, что от его сообщения зависит разоблачение тайного врага в боевом стане.

И вот Прошка дождался: двери кабинета распахнулись и на пороге появился начальник всей крепости и всех окрестных сторож воевода Шеин. Он был хмур и сосредоточен, светлое его лицо, украшенное ухоженными бородой и усами, подергивалось от скрытой ярости.

— Ты сотника выследил? — прямо спросил Прошку Шеин, не любивший околичностей с подчиненными ему людьми.

— Я, ваша милость, — вытянувшись в струнку, ответил станичник.

— Пойдешь со мной и укажешь на того сотника! Я распоряжусь, чтобы всех стрельцов выстроили перед нами…

Подобного Прошка никак не ожидал. Он, простой станичник, шел рядом с самим главным воеводой и напряженно вглядывался в бородатые и безусые лица стрельцов, стоявших в строю, разделенном на десятки и сотни. Но знакомого лица предателя все не находил. Его даже в пот бросило от мысли, что его сочтут за вруна и скрытого врага.

— Сотника в строю нет… — с дрожью в голосе произнес Прошка, отводя взгляд от пытливых глаз Шеина.

— Кого из сотников нет в строю? — громко задал вопрос воевода.

— Сотник Треплев отдыхает после ночного дозора… — ответил кто-то из стрелецких десятников.

— Найти Треплева и сей же час доставить сюда! — приказал Шеин.

Через пять минут заспанный и злой Треплев уже стоял в строю и, ничего не соображая, взирал на главного воеводу и какого-то молодца рядом с ним, одетого во все черное. Неожиданно ему припомнился некто в черном, спасший этой ночью его жизнь от покушения.

Прошка в свою очередь также признал сотника, о чем и сказал главному воеводе.

Шеин, не церемонясь, распорядился взять переметчика под стражу, а на его место временно назначил одного из пятидесятников, бывших ранее в подчинении у Треплева.

Однако сразу учинить допрос Федору Шеин не успел — враг атаковал крепостные сооружения у главных ворот. Впрочем, это был еще не штурм, а всего лишь разведка боем. Небольшой отряд польской пехоты пытался выяснить огневую мощь крепостной артиллерии. Поляков разогнали несколькими дружными залпами из пищалей.

Федор Треплев долго отпирался, убеждая Шеина, что ничего не знает и ни о каком заговоре не ведает. И только оказавшись подвешенным на дыбу, все вспомнил и покаялся, пообещав самолично изъять «окаянные горшочки с непотребным зельем» оттуда, куда он их зарыл.

И действительно, он удачно откопал первый горшочек из-под самой большой пушки, осторожно передав его воеводе. А вот второй горшочек просто так ему не поддался. Грянул оглушительный взрыв, разворотивший левую воротную башню до основания.