Михаил Попов - Cлавенские древности, или приключения славенских князей. Страница 9

Приехав в оный, первое мое старание было, велеть, ее накормить. Сия милость, удвоила веселье её и благодарность, которые старалась она мне показать своими знаками; при всем том казались они мне принужденными, и задумчивость её, которая за ними последовала, дала мне приметить её грусть. Я старался ее утешить, но она прижав лапы к своему сердцу воздыхала, и показывая на моих придворных, трепала себя по груди. Сии знаки заставили меня рассуждать, чтоб она хотела ими дать знать; и наконец, по многим размышлениям, пришло мне в голову испытать помощью моей книги, не человек ли какой превращен в нее. Сия мысль столь утвердилась в моем воображении, что я тот же час решил ей сделать опыт. Чего ради, приведя ее в сей кабинет, взял ямою книгу, и сыскав в ней ту статью, которая научает какими словами разрушать очарование, прочел их над её головою. Лишь только окончил я чтение, как обезьяна исчезла, а вместо нее предстал передо мною человек в подобном вашему одеянии: он бросился к моим ногам, благодаря мне наичувствительнейшими словами за подание ему прежнего вида. Сие превращение весьма меня удивило, и побудило любопытствовать кто его привел в такое уничижительное состояние. Он охотно согласился рассказать мне свою повесть и объявил что он Вельдюз, Полоцкий Князь. Как, государь мой! вскричал с восхищением Светлосан, так это был мой зять?… Он точно, ответствовал Видостан, и вот что, по похищении его драконом; с ним случилось.

Приключения Вельдюзевы.

Сей крылатый змей, продолжал Видостан; подхватив его поднялся столь высоко: что он потерял из вида землю, и летел столь быстро, что скорое стремление воздуха и притомужас, захватили у него дыхание и лишили чувств; Напоследок, когда он опамятовался, то увидел себя" в пространной каменистой степи, коей конца не мог он усмотреть. Сие зрелище в такой привело его страх, что он опять упал в обморок. Наконец, пришед в чувство, рассуждал, что ему зачать, в сей крайности: сие размышление завело его в глубокую задумчивость, из которой извлекло его стенание. Он оглянулся туда, откуда оное происходило, но только не мог ничего усмотреть, что страх его еще более умножило. Между тем стенание продолжалось, к коему мало помалу Вельдюз привыкая; осмелился наконец у ведать его причину.

Чего ради следуя на сей жалобный голос пришел он к зеленому камню, на котором сидела преужасной величины ядовитая жаба. Камень, который она покрывала, трепетал под нею, и испуская стон, произносил иногда жалобы человеческим голосом. Сие чудо опять привело в ужас Полоцкого Князя, однако ж любопытство его одержало над оным верх. Отважился онизведать сию тайну: но не знал каким образом то учинить; сомневался он спрашивать о том у камня, думая, что он ему ответствовать не может, хотя и произносил некоторые слова на Персидском языке, но другой дороги к узнанию сего чуда ему не оставалось. Персидский язык он разумел, и так не трудно ему было на оном изъясниться: чего ради приступа к нему, спрашивал его, что он такое, и о чем приносит жалобы. Я был подобный тебе человек, ответствовал ему камень, и жалуюсь на несчастное мое состояние, в которое привел меня лютый волшебник со всеми моими подданными. Ежели сердце твое, присовокупил он, удобно к жалости, если человеколюбие природно тебе незнакомец! так избавь несчастного Владетеля от сего ужасного бремени, которое его терзает, и очарование его удерживает. Как же я могу это сделать, спрашивал его Вельдюз, коего робость при каждом камневе слове усугублялась? Это ни мало не мудрено: ответствовал ему камень; вооружись только бесстрашием, и сбрось с меня ужасную сию жабу.

Просьба сия весьма поколебала смелость Вельдюзеву: боялся он отважиться на столь опасное предприятие, которое самому ему угрожало смертью. Он бы скорее покусился на оное, ежели б имел при себе оружие; но похищение его случилось в такое время, когда он к браку, а не к сражению готовился: следственно и вооружаться не имел причины. Долго сожаление его боролось с робостью: выискивал он разные способы погубить Лягушку; иногда хватался за камни, которыми усыпана была степь, но и те отказывались ему в помощи, ибо не мог он никак отделить их от земли. Между тем, камень не переставал его просить об избавлении своем словами и стенанием, что в Вельдюзе умножало сожаление и терзание совести, которые ею укоряли медлением в помоществовании несчастному. Приходило ему на мысль, что бедная его Милослава, и он сам, могут подвергнуться подобному заключению; вообразилось ему и то, что хотя он и не подаст сему несчастному помощи, однако ж не избудет смерти, которую бесплодная сия пустыня ему приуготовляет; припомнилось ему и пророчество Полелино, которое по тех пор не обещало ему с невестой его благополучия, пока не спасет он столько же несчастных Князей, скольких лишил он жизни своим свирепством. Сии размышления, начали напоследок укреплять: его смелость, и ласкать надеждою, что он поступком сим может несколько умилостивить разгневанных на него богов.