Владимир Прасолов - Золото Удерея Страница 9

Акинфий вглядывался в плывущие мимо берега. Ангара, полноводная и мощная, несла дощаник как перышко, взбрасывая на перекатах и увлекая прижимами к берегам. Удержать суденышко в форватере, единственная задача гребцов и рулевого, уж очень своенравная и коварная эта река. На широком ее раздолье, внезапно налетавший ветер поднимал такие валы, что, не угляди вовремя да не укройся в берегу, ни что уже не спасет, только чудо. Потому неотрывно впередсмотрящий вглядывался вдаль, не просыхали рубахи у гребцов с надеждой ждавших попутного ветра. Под парусом то веселее, но ветер, как на грех, был встречный. Рыбинский утес, с высоким рубленным из ендовых лесин храмом над рекой, постепенно скрылся из виду, растаяв в колыханье воздушных потоков над водной гладью. Береговые скалы и сопки сплошь укрытые вековой тайгой простирались нескончаемо. Редкие, небольшие, но крепко посаженые деревни, больше по левому берегу, открывались островками. Небольшие пристани были утыканы разными по размерам лодками и дощаниками. Река и кормила и единственной живой ниткой связывала меж собой людей в этих краях. Отвоеванные тяжким трудом у тайги пашни и покосы, как лоскуты расползались от деревень. Зрели и наливались колосом хлеба. Мощные зароды сена на заливных лугах и стада домашней животины говорили о том, что народ работящий крепко осел на берегах красавицы реки и надолго. Уж четыре, а то и пять поколений считали себя коренными ангарцами. А начиналось все с времен далеких. Небольшими отрядами, спускаясь с низовья по Енисею, казаки отвоевывали земли у местных тунгусских князьков, заставляли, где добром, а где силой платить ясак русскому царю. Немало крови пролито было на берегах Ангары, не уступали тунгусы своих мест, встречали казаков засадами, да меткими стрелами. Не раз, несолоно хлебавши, с Ангары возвращались ладьи казачьи с убитыми и ранеными в Енисейский острог. Да больно богат был край пушной рухлядью, соболя и белка, медведь и рысь, лисы и росомахи - все это требовал царский приказ для торговли с Европой. Потому шли и шли отряды казаков, тесня тунгусов, огненным боем и воинской доблестью сокрушая их отчаянное сопротивление. Только поставленный в отвоеванном месте, называемом тунгусами Рыбной ловлей, острог, на высоком Рыбинском утесе, окончательно сломил их, подчинил под ясачную дань. Однако князек Тесей, объединив непокорные племена, еще долго отбивал атаки казаков, пытавшихся овладеть его рекой, дважды возвращались битыми казаки с Тесеевой реки. Умно поставленные засады встречали казаков, простреливаемое с обоих берегов пространство реки много лет еще оставалось непроходимым. Но время диктовало свое, необходимость в товарах заставляла тунгусов торговать с казаками. Оставляя пушнину в условленных местах, они получали за нее то, чем не могли разжиться, кочуя в тайге. В конце концов, внутренние распри князьков и дипломатичное поведение казаков возымели действие, склонив племена к повиновению. Худой мир лучше хорошей войны и потекла ясачная пушнина в Москву, а оттуда через Архангельск в Англию, Швецию, Германию да мало ли где в сибирских соболях щеголяли богатеи. «Мягким золотом» называли в те времена сибирскую пушнину. Царским указом запрещено было лес разрабатывать по берегам красавицы Ангары, дабы не оскудить угодья звериные. От Рыбинского острога и пошли малые деревни по Ангаре реке, смешались казаки и пришлые русские с местными племенами, оттуда и пошло название народа особое – ангарцы, поскольку в крови у теперешних жителей, толика тунгусской коренной ангарской крови была. Веками ковался ангарский характер, свободолюбивый и независимый. Вобрав в себя лучшее от своих предков, сплавив в огне костров и закалив ледяной стужей отчаянную казачью храбрость и свободолюбие, неприхотливость и выносливость таежного народа, его умения и навыки.

Не терпела Ангарская природа слабых и ленивых, да и откуда им было взяться. Получив царские подорожные, уходили добровольно в Сибирь крестьяне, землей наделяли в этих краях, да какой землей, сказки о сибирской земле будоражили крестьянские умы. Уходили от помещиков в бега, зная, что по царскому указу, в этих краях можно безродно представиться и получить новое имя и землю, жизнь начать вольную. Крепостных в Сибири не было, как не было и помещиков. Много и лихих людишек, спасаясь от кары за злодеяния уходили и, не помня родства представившись, обретали новую жизнь в глухомани сибирской. Старообрядцы, не склонив голову перед патриархами новой веры, уходили и особняком селились подальше от всех, никому не мешая и никому не подчиняясь. Шли в эти края люди из России пешим ходом и на лошадях, по два года добираясь до сибирских земель, местами безлюдными, опасными, многие гибли семьями в пути от бескормицы или лихого дела. Теряли в тяжком пути родичей от болезней, умирали женщины и дети, похоронив их, стиснув зубы, мужики шли дальше и только самые сильные добирались в эти края. Так уж получалось, что женщин русских в ту пору большая нехватка была в Сибири. Царь, поразмыслив с дьяками думными, даже указ издал - воровским да разбойным женкам смертной казни не чинить, ноздрей не рвать и чело не клеймить, а ссылать в Сибирь на вечное поселение. По Ангаре пахотных земель не было, потому в эти края заходили промышленники, те, кто охотой да рыбной ловлей промышлял. Обосновываясь в угожем месте, постепенно обрастали они людьми пришлыми, и те места становились деревнями да селами, на века сохранив имена первопоселенцев в своих названиях.

- Эй, Петро! Что за деревня на берегу?- спросил Акинфий у кормчего.

- То Сметанина –

- Здесь заночуем что ли?-

- Не барин, дальше пойдем пока светло, в Кулаковой деревне, так нам сподручней –

- Ну, как скажешь, тебе видней – согласился Акинфий. Стало прохладно и, запахнув кафтан, он зашел в каюту. Уткнувшись в сложенные на столе руки, спрятав заплаканные глаза, за столом сидела, делая вид, что уснула, Анюта. Акинфий, зная, о ее печальных думах, не стал тревожить девушку. Его не волновали ее переживания. Время как мельница все перемелет, из мук девичьих мука будет, а поспеет девица, так и хлеб народится. Осторожно пройдя дальше за перегородку, он устроился на топчане и скоро уснул. Анюта, давно заметила неравнодушные взгляды молодого Сумарокова. Отец не раз приглашал его к столу и рядом сажал. Если бы не Федор, пригляделась бы она к Акинфию, да сердце занято было, потому не приветлива она была и молчалива в его присутствии. Не принимала его ухаживаний, дичилась и равнодушно не замечала Акинфия. Тот не обижался, казалось бы, не замечая холодности Анюты, все также мило ей улыбался при встрече. Заговаривал с ней, шутя и приветливо, легко и непринужденно флиртовал. Она чувствовала, как провожал он ее удивленным взглядом, когда она, уклоняясь от возможного уединения, сославшись на что - нибудь уходила. Отец ни чего ей об Акинфии не говорил, но она видела, как недовольно хмурились его брови, когда она уперто молчала, не отвечая взаимной вежливостью в разговоре, когда торопливо покидала общество, как только появлялся сын Сумарокова. Сначала отец думал, что она просто стесняется этого человека, которого он так приблизил к семье и это пройдет и, постепенно, они станут дружны, а там глядишь и до свадьбы дело дойдет. Потом понял в чем причина и принял меры, Анюта со двора только с разрешения отца пойти могла, да еще под присмотром. Это еще более усилило неприязнь Анюты к Акинфию, хотя вины его в этом совсем не было. Не пытался Акинфий понравиться Анюте, его поведение в ее присутствии было всего лишь вежливым поведением галантного мужчины по отношению к девушке. То, что для Акинфия было допустимым и даже обязательным в поведении, для Анюты и окружающих считалось ухаживанием с далеко идущими последствиями. Она вообще не была в его вкусе. Одно обстоятельство не учитывал отец Анюты, так же как и отец Акинфия. Это то, что Акинфий, проведя долгое время в Москве, приобрел там некоторые привычки общения со светскими образованными женщинами. В его голове сложился некий стереотип женщины, с которой он мог - бы связать судьбу. Увы, здесь в сибирской глубинке, встретить женщину, отвечающую его требованиям, ему просто не было возможности. После некоторых попыток, он оставил эту затею, целиком и полностью отдавшись работе, надеясь вырваться в Москву, где и заняться делами личного плана. Теперь, реализуя новые замыслы, он и рассчитывал, что ему удастся уговорить отца на эту поездку. Аргументов в пользу его замыслов было много и они были весомы, так - как весомо золото, которое потечет в их закрома. Потому Акинфий спокойно спал, полный сил и желанья реализовать задуманное.