Сергей Слюсаренко - Друзья бога Страница 9

Поздно вечером, уже устраиваясь ко сну, Андреа спросил Топо:

— Слушай, а почему мы стали стрелять по этим испанцам? Они же ничего плохого не делали. Плыли бы мы дальше, и ладно, и драться бы не пришлось.

— Ну, ты совсем глупый, что ли? Мы же каперы! Английские каперы никогда перед испанцами не дрогнут! А с другой стороны, это же испанцы, от них любой гадости ждать можно. Они в португальских водах все еще хозяйничают! А мы им показали, кто тут хозяин морей!

— Ну, мы ничего не показали, а вот капитан да, он хитрый. И солдаты, конечно, храбрые, — сказал Андреа. — А ты откуда знаешь про каперов, про Португалию и Испанию?

— А у нас в Баколи, как соберутся в воскресенье старики возле озера в городском парке, так и начинают говорить. И про страны всякие, и про то, что в мире делается. Я часто их слушал. Сядешь рядом и слушаешь. А как они разболтаются, про все забывают. Иногда можно и сольдо из кармана у них потянуть, а они ничего не видят и не слышат.

— Ты вор? — изумился Андреа. — Воровать нехорошо!

— Да что я там украл? У них вообще только мелочь и бывает. Такие монеты даже тянуть нет смысла. Небось от Нерона еще в карманах завалялась.

— Дай мне слово, что никогда больше не будешь красть, — неожиданно строго сказал Андреа.

— Даю! — не раздумывая, поклялся Топо. Скорость принятия решения вызывала сомнения в искренности клятвы. Но для Андреа это было не так важно. — Мы теперь пираты! То есть каперы.

Уже засыпая, Андреа нащупал в темноте свою саблю и провел пальцами по украшенному резьбой эфесу. Когда сон уже почти сморил Андреа, утренняя встреча с морским чудовищем внезапно и страшно всплыла из глубин памяти, куда ее загнали события дня.

— Топо, сегодня утром, перед тем как испанец появился, я видел чудовище в море, — трагическим шепотом сообщил Андреа.

— Угу, — раздался сонный голос Топо.

— Что угу? — обиделся Андреа.

— Угу, — повторил Топо и больше не отзывался.

День окончился.

Галеон летел на всех парусах на север, в родную Англию. Мальчики освоились на корабле, их жизнь постепенно приобретала размеренный и спокойный ритм. Команда к юнгам привыкла быстро, и скоро они считались равноправными членами экипажа. С одной стороны, им нравилось, что они уже почти настоящие моряки, но с другой — никаких поблажек ожидать не приходилось.

Осенний ветер свежел, и не привыкшие к холоду дети южной Италии по ночам мерзли. Шкипер сам выдал дополнительные одеяла, заметив, как дрожали мальчишки спросонок. Утренний кофе боцману, ботинки, палуба, выдраенная до блеска, медяшки, сияющие на солнце, возня на камбузе, упражнения в фехтовании, которые ни на день не забывал устраивать Нат Гарвей, а иногда и вахты по ночам, рядом с рулевым, чтобы разговором не давать ему уснуть, такой была размеренная, ставшая привычной жизнь ребят на корабле.

Вторая неделя путешествия подходила к концу. Ребята уже выяснили, что в Саутгемптоне[31] предстоит длительная стоянка, ремонт обоих кораблей и вообще веселые времена, и ждали прибытия в порт не меньше всех остальных членов команды.

Обогнув рано утром с востока остров Уайт, маленькая эскадра наконец вошла в залив Саутгемптона и на закатном солнце вместе с приливом вошла в порт. Первое в жизни путешествие по морю для Андреа и Топо было окончено.

Андреа проснулся от тишины. Не было ощущения непрерывного движения, не было привычных звуков, всегда присутствующих на корабле, — голосов, скрипа снастей и шелеста парусов, которые доносились с палубы и днем, и ночью. Только мирное «тук-тук-тук» в такт покачиваниям корпуса галеона. Андреа передернулся от утреннего холода, запахнул теплую курточку, выданную шкипером, и выбрался на палубу. Мир погрузился в белую мглу. Ранний октябрьский снег окутал Саутгемптон. Снежная пелена нависла над портом, над недвижимой водой гавани, над кораблем, свисая большими белыми языками с уставших рей «Юникорна». Падающий хлопьями снег заглушал звуки, и казалось, что в порту и в городе, темнеющем невдалеке, царила полная, нереальная тишина.

— Что затих, юнга? — Боцман вышел на палубу и, щурясь, с блаженным спокойствием смотрел на снег. — Красиво? Небось не каждый день такое увидишь!

— Я такого никогда не видел. Говорят, в Амалфи был однажды снег, но это еще до меня. — Голос Андреа дрогнул. — Но мне он так нравится. Я готов всю жизнь прожить там, где снег.

— А… э… ноги не замерзнут? — спросил Коэн. — Пойдем ко мне.

Андреа с сожалением бросил взгляд на заснеженный порт и город и последовал за боцманом. Но тот отправился не к себе, а в шкиперскую кладовую. Там он лично, отстранив возмущенного шкипера, выбрал для Андреа мягкие сапоги, даже не сапоги, а высокие ботфорты. Коэн сам, с кряхтением нагнувшись, научил Андреа завязывать кожаный шнурок чуть выше колена, так чтобы ботфорты щегольски расправились на ноге. Помедлив, он достал вторую пару и приказал отдать Топо. Потом отстегнул кошелек от пояса и выдал Андреа несколько монет.

— Бери своего дружка, и сходите в город, что вам тут сидеть. — Боцман, словно снежная погода разбудила в нем самые добрые христианские чувства, погладил по голове Андреа и вздохнул. — Только смотрите осторожно, мерзавцев всяких в городе полно.

— Спасибо. — Андреа с достоинством принял и деньги, и одежду. Но внутри у него что-то дрогнуло. Хоть в монастыре аббат Марео и не был чрезмерно строг, но выросший без семьи мальчик ценил доброту. — Мы немножко погуляем.

Через несколько минут приятели в щегольских курточках, в новеньких ботфортах, не забыв пристегнуть свои сабли, немного великоватые для них, сошли на берег саутгемптонского причала. Сначала друзьям показалось, что под ними качается земля. После стольких дней на море качка стала нормой, а неподвижная земля вызывала качку. Ребят это очень развеселило, потому что придавало их походке особый морской шик.

Сам город Топо и Андреа не понравился. Порт, совсем не похожий на веселые южные гавани, темные закопченные дома, непривычно широкие прямые улицы. Хотя обилие экипажей и роскошь городской знати впечатляли. В таверне «Гатто неро», сразу возле городских ворот, они с видом морских волков заказали по кружке грога и после второго глотка захмелели так, что у Топо уши загорелись рубиновым светом, а у Андреа неожиданно стало двоиться в глазах. Люди, гравюры на стенах таверны, меланхоличный хозяин — все казалось смешным, но захотелось наружу, на свежий воздух, под падающий с неба снег, никогда раньше не виданный, но такой приятный.

Побродив бесцельно по улицам, ребята вышли к городскому парку, который был такой большой, что казалось, в нем можно заблудиться. Широкие аллеи под вековыми липами, ухоженные газоны. Для кого они создавались, непонятно — парк был пустынен. Топо предположил, что разбивать такие парки — это просто безумие, потому что тут никто не гуляет и не видно ни одного цыганского цирка вроде тех, которые каждый год приезжали на центральную площадь Баколи. А потом мальчики увидели в глубине, слева от центральной аллеи, маленький ухоженный пруд, в котором гордо, не обращая внимания на снег и непогоду, плавали величественные лебеди. Таких птиц мальчики не видели никогда и остановились как завороженные. Сначала корыстные птицы подплыли к ребятам, но, убедившись, что ничего от них не дождешься, вернулись в центр водоема. Но вдруг как по команде лебеди ринулись к противоположному берегу. Сквозь серую пелену на той стороне угадывалась хрупкая фигурка, которая кормила птиц.