Владимир Буртовой - Последний атаман Ермака Страница 9

— Вона какая кутья здесь заваривается! — воскликнул Ермак, не скрывая удивления и радости. Он переглянулся со своими помощниками — Иван Кольцо стоял пообок невозмутимо, будто и не вчерашние супротивники пришли просить о помощи, a братья-казаки из соседнего становища. И узнать по его лицу, что он думает, было невозможно. Зато Матвей Мещеряк был явно озабочен и с недоверием осматривал хорошо одетых важных посланцев князя Карачи. Взглянув на атамана, Мещеряк обратился к толмачу Микуле:

— Спроси у княжича, чем вызвана теперешняя нелюбовь Карачи к своему повелителю, хану Кучуму? Какая такая черная кошка пробежала между ними?

Микула обернулся к княжичу Бекбулату, перевел вопрос Матвея Мещеряка, ехидно поджимая губы в ожидании ответа на непростой для татарина вопрос. И вновь княжич говорил долго, размахивая руками, мимикой лица пытаясь передать гнев и презрение, которое испытывал теперь бывший главный визирь к своему хану.

— Сказывает княжич, что уже давно, с того лета, как покойный ныне царь Иван Васильевич принял в свою волю бывшие владения сибирского хана Едигера, он, князь Карача, был врагом Кучума. Кучум, сын тогдашнего бухарского повелителя Муртазы, с бухарцами, ногайцами да башкирцами напал на их земли и вел постоянные битвы, а в шестьдесят третьем году, победив хана Едигера, повелел казнить — вместе с его верными князьями. Он, князь Карача, владетель улуса на Тоболе, после семи лет войны с Кучумом вынужден был покориться хану. Теперь войско Кучума тобою, князь-атаман, крепко побито, храбрый воевода Маметкул взят в плен, и Карача не боится больше пришлого хана Кучума, готов вместе с тобою, атаман, и вместе с родичем своим князем Бегишем по весне пойти на кучумовские стойбища, которые в зиму откочевали на юг, вверх по Иртышу к Барабинской степи. Только бы ему, Караче, хотя бы один раз крепко побить казахов и отвадить от набегов на его стойбища. Князь Карача, — на миг переведя дух, продолжил переводить толмач говорливого княжича, — устами своего старшего сына Бекбулата готов принести клятву в дружбе Ермаку. Он же назначает сво его верного посланца мурзу Таймаса, вон того, с белой бородой и в синем шелковом халате, ехать с пятью воинами на Москву к великому царю и государю Федору Ивановичу с грамотой. В этой грамоте князь Карача и князь Бегиш просят милости великого московского царя, чтобы тот принял от них ясак и защитил от завоевателя, бухарского находника хана Кучума. Мурза Таймас уже бывал в Москве десять лет назад, отвозил царю Ивану Васильевичу от хана Кучума скверно малый тогда ясак в тысячу соболей, чем вызвал крепкий гнев московского царя. Мурза хорошо знает северную дорогу и к лету предстанет перед царем и великим князем Федором Ивановичем.

Мурза Таймас уловил внимательный взгляд атамана, услышав свое имя, приложил правую руку к груди и поясно поклонился. На старом морщинистом лице, заросшем седыми волосами, промелькнула и тут же угасла скупая улыбка.

— Доброе дело умыслили князья Карача да Бегиш, наш сосед по Иртышу, — обрадовался атаман Ермак и по привычке, коли дело складывается так удачно, потер сильными руками. — Ежели князья с чистым сердцем принесут шерть царю и великому князю Федору Ивановичу, то и защита их улусам будет от нас крепкая! Ни хан Кучум, ни казахские разбойники к его землям подступиться не посмеют!

Толмач Микула изобразил на хитроватом безбородом лице подобие улыбки, перевел слова предводителя казаков. Княжич Бекбулат, Кутуга и Таймас дружно, словно по команде, приложили руки к груди и поклонились. Атаман Ермак поднял перед собой обе руки ладонями к негаданным гостям, повелел толмачу:

— Микула, скажи княжичу Бекбулату, чтобы объявил мне послание князей к царю и великому государю Федору Ивановичу. И на ясак глянуть надобно, не зазорно ли будет царю принимать, добрые ли шкурки повезет Таймас?

Микула передал просьбу атамана княжичу Бекбулату, тот что-то сказал мурзе, который не торопясь вынул из-под халата деревянную резную коробку, обвязанную красной лентой, развязал ее и вынул лист плотной бумаги, к концу которой на шелковом шнурке была прикреплена восковая печать.

— Ты, мурза, читай неспешно, а я буду пересказывать атаману, — попросил толмач и повинился перед атаманом Ермаком: — Лихо мне, но татарского письма читать я не обучен, только устную речь разумею. Вот что пишут князь я татарские: «Сие есть шертная грамота со княжьими Карачи и Бегиша печатями, что себя учинили князья Карача и Бегиш в холопство великого князя и крестьянского белого царя московского Федора Ивановича, дань на всю свою землю положили и впредь ежегодно беспереводно та дань царю и великому князю со всей земли князей Карачи и Бегиша будут давати. А шлют они дань пятьсот соболей да дорожной пошлины пятьдесят соболей. А взял бы белый царь и великий князь в свои руки и дань бы ее всей Сибирской земли имел бы по прежнему обычаю, который порушил злым умыслом хан Кучум». Вот о чем хлопочут князья Карача да Бегиш, атаман. — Толмач Микула перевел дух и почему-то трижды перекрестился, словно отгоняя от себя нечистое наваждение.

— Похвально, похвально, — с улыбкой отозвался Ермак и огладил курчавую бородку. — Царю Федору Ивановичу в радость будет такое послание. И мы готовы помочь мурзе Таймасу беспомешно пройти за Камень во владения московского царя. Скажи княжичу Бекбулату об этом, Микула.

Мурза Таймас встал рядом с княжичем Бекбулатом и, по переводу Микулы, попросил у «великого визиря Ермака» для охраны ясака дать двадцать казаков, чтобы безбоязненно пройти далекий путь до Москвы. Атаман дернул черной бровью, удивился.

— А для чего за его спиной стоят такие бравые ратники, что он у меня охрану просит? Струг добрый дам и человека со своей охранной грамотой пошлю из строгановских стражников. Приболел малость грудью, пущай домой возвращается. А на весла сажай, мурза Таймас, своих людей и — с богом! Идти вам той же дорогой, которой повезли царевича Маметкула — по Иртышу на Обь, с Оби вверх по реке Собье. Перейдя Камень, попадете в реку Печору, а по ней попутным течением во владения Строгановых, на Соль-Камскую пройти буде не трудно.

Легкая досада промелькнула на ухоженном лице княжича, когда толмач Микула пересказал слова атамана Ермака, но упорствовать не осмелился, сказал, что посланец князей Карачи и Бегиша постарается довезти послание и ясак русскому царю в полной сохранности. Казацкий вожак поинтересовался, имеют ли люди князя Карачи с собой пропитание, потому как по ранней весне в Кашлык не от всех подданных великого государя поступил ясак и прокорм, но ухой и жареной рыбой их могут накормить досыта. Татары ответили, что пропитанием они запаслись.