Анна Кочубей - Душа архонта. Эймарские хроники. Книга первая

Душа архонта

Эймарские хроники. Книга первая

Анна Кочубей

© Анна Кочубей, 2017

ISBN 978-5-4474-5547-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хронология

1-я Эпоха от сотворения Мира и начало летоисчисления: 1000-е гг. по Эймарскому календарю.

2-я Эпоха – Темные времена (эймарцы не знали Создателя): 2000-е гг.

3-я Эпоха – правление Эймарских Королей: 2245—3215 гг.

4-я Эпоха – Империя ариев с 3218 г.

События новейшей истории:

3088—3112 – годы правления короля Эдгара II (3070—3112 гг.)

3112—3118 – годы правления регента Отвальда (3057—3121 гг.)

3118—3121 – годы правления Северона I (3100—3121 гг.)

3121—3217 – Столетняя война (длилась 96 лет)

3121—3214 – годы правления Амаранты I (3098—3214 (?) гг.) Северным Эймаром

3215 – появление Проклятых Дорог

3121—3218 – годы правления Родерика I (3078—3218 гг.) Южным Эймаром

3218 – Эймар становится Империей

3223 – начало событий Книги I, Империи – 5 лет.

Карта мира

Пролог. Без имени

Осеннее небо низко хмурилось над пустой дорогой. Проложенная в незапамятные времена, она прошивала серыми стежками поредевшие перелески, срезала насыпями овраги и изгибалась мостами над неширокими речками восточной Мореи. Октябрь поливал землю мелкой моросью, но не дурная погода была причиной отсутствия путников – тракт был заброшен.

В канавах и по обочинам дороги валялись остовы телег, кости людей и животных, сломанное оружие и прочий хлам, что оставляет за собой поспешное бегство. Дожди и время разъедали металл и крошили в труху дерево, но следы трагедии, произошедшей пять лет назад, пока стереть не могли.

Странница вышла из леса и прищурилась на свет. Равнодушно окинув взглядом холмистый простор и ленту тракта, она двинулась дальше, шаркая стоптанными башмаками и покачиваясь, как пьяная. Ее не испугала угрюмая жуть покинутого места, не расстроил дождь. Одетая в лохмотья, она не чувствовала холода, словно выполняла чей-то приказ – идти вперед. Снова и снова, без сна и отдыха. Верстовые столбы стали часами ее времени, а дорожные рытвины – событиями. Сколько раз ее колени были разбиты неловким падением! А когда измученное тело отказывалось служить, странница лежала и смотрела в небо бездумными, невидящими глазами. Покорно ждала, что силы вернутся. И они возвращались. Как и в этот раз.

Она споткнулась об острый предмет, вросший в полотно дороги, и с размаху упала в колею, полную воды. Скользя по грязи в попытках подняться, странница задела ладонью обломок меча. Вздрогнула и очнулась на поле боя.

Жарко. Тошнотворно-сладкий ветер с пожарищ плывет над людским морем, покачивая багряные знамена врага. Как же их много! Сражение ждет последнего знака, чтобы перемолоть в кровавой мельнице тысячи судеб. Но есть надежда на победу, пока рука держит меч, а свет магии горит ярко и холодно. Он обожжет врагов сильнее пламени, станет жестоким, как взмах оружия, горячим, как капли чужой жизни, брызнувшие в лицо… И пусть сердце стучит уверенно и сильно, словно в последний раз – это горячка боя его пьянит. Самое крепкое вино, что придумали люди…

Впервые в жизни странница осмысленно огляделась вокруг. Видение исчезло, а ее окружала лишь стылая тишина заброшенной дороги. Но в виски била взбудораженная кровь, а глаза умели смотреть, значит, все было настоящее!

– Вернись…

Странница откопала обломок оружия и зажала его в руке. Сильно, до пореза. Больно! Холодно, одиноко… И страшно! Как же страшно!

– Я? Это я?

Выбросив сломанное лезвие, она рассмотрела свою ладонь. Узкая, сильная, с длинными пальцами. Покрасневшая от крови. Чужая.

Не понимая и не веря, странница ощупала лицо, шею и волосы, облепившие грудь мокрыми спутанными прядями. И не узнала. Она не помнила. Ничего…

– Кто я?!

Дорога промолчала. Испугавшись собственного крика, странница прижала ладонь к губам – ее тело вспомнило знакомый жест, на миг успокоив, что ответы будут. Наверное, не скоро. А сейчас надо идти вперед.

Она не брела больше, а шла, чтобы прийти. Куда-нибудь. Шарахалась от своей тени, когда сквозь тучи пробивалось тусклое солнце, дрожала от промозглого ветра, кутала в ветхую одежду раненую руку. Как сурово встретил странницу мир! Лишь во славу королей поднимают золотые кубки, а существо, очнувшееся посреди морейской глуши, никто не заметил.

Шел 3223 год. Война, длившаяся без малого столетие, завершила целую эпоху. Нищие и калеки, беспризорные дети, люди, лишившиеся крова; разрушенные города и деревни, пустые тракты, безымянные могилы, – вот что осталось в наследство победителям. Северный престол Эймара опустел, страну разрубило на части, чтобы возродить вновь насилием, ложью и злой волей, но, главное, уничтожить саму память о прошлом. Забвение – лучшая месть павшим героям.

Запретный символ

Городку Гота не повезло – война накрыла его с головой, а схлынув, оставила грязную пену: отщепенцев из обеих армий, не пожелавших вернуться домой. За крепкими стенами Готы можно было встретить и дварфа, и даже эльфа. Чем хороша глухая провинция – закон в ней писан издалека и криво. И пусть Аверна, столица новорожденной Империи, шлет бумаги с приказами, – в безграмотной Морее их некому читать, разве что бояться, как неурожая, болезни или лютой зимы.

Выкопав на полях последние овощи, крестьяне съезжались в Готу на ярмарки. Каждое утро в город тянулись подводы, принося на скрипучих колесах комья морейской глины, а крестьяне оставались на ночь – пропивать заработанное в трактирах.

Странница издали заметила темные стены с подслеповатыми прорезями бойниц и свернула с заброшенного тракта, решив, что город и есть ее цель. Ворота Готы казались такими гостеприимными!

– Куда? У нас своих нищих хватает. Пропуск предъяви или на дороге зарабатывай. Что, плохо дают?

Ей преградили путь не для порядка, а от скуки – даже столичные легионеры, попав в провинциальное болото, проникались атмосферой угрюмой покорности Готы, ленились и плевали на свои обязанности, что уж о местных говорить? Страж грыз яблоко и кривился – уж больно кислое. Опять в Морее выдалось короткое лето!

– Что, язык проглотила? – удивился он, ожидая от нищенки традиционный спектакль с мольбами и обещаниями не воровать.

Легионер на воротах и сам не знал, как выглядит эта мифическая бумажка, которую с недавних пор обязали требовать с каждого встречного, но и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что у бродяжки пропуска нет.

Странница не унизилась до уговоров и пошла прочь, но стражник догнал ее:

– Да подожди же ты! Я вот и сам думаю – сдался им этот пропуск. Тут у человека, может, горе случилось – так ложись у входа и помирай? Ты проходи. Вон там лохань для лошадей, у стены – умой лицо, не пугай народ. Слышишь меня?

Бродяг в Готе хватало, но смотрели они не так. Пугливое заискивание и затаенная злоба попрошаек не вызывали сочувствия; их так и хотелось огреть чем-нибудь под зад, пока не стащили деньги или не посеяли заразу. А эта девушка – совсем иное дело. Может, обидели ее? «Ну и взгляд у девки! Будто в могилу заглядывала!» – думал легионер и легонько подталкивал странницу обратно к воротам.

Она нерешительно вернулась, молча кивнула участливому стражу и присела на корточки у деревянной колоды. Чистая колодезная вода, налитая поутру, отразила худое лицо с черными росчерками бровей на высоком лбу, прямой нос…

– … у человека горе случилось… – странница повторила слова легионера шепотом, вдумываясь в их смысл, – у человека…

Стражнику виднее. Разбив хрупкое зеркало воды, странница смыла кровь и грязь. Вглядевшись в отражение снова, она не узнала себя и отвернулась от своего потерянного взгляда.

Ворота с поднятой решеткой предлагали прогуляться по главной улице Готы. Мощеная булыжником, узкая, задавленная потемневшими скатами крыш, она не казалась уютной никому, кроме самих готцев. Дома нависали над странницей ступенями: верхние этажи нагло выдавались над нижними, расхлябанно подбоченясь на деревянные подпорки; потолок из почерневших досок грозил рухнуть на головы прохожих, зато защищал от дождя. Типичный провинциальный город, возможно, чуть более запущенный, чем другие города Эймара.

– С дороги пошла-а-а!

Странница вздрогнула и поспешно уступила путь вознице, опоздавшему на ярмарку. Свернув в сторону и проплутав по зловонным переулкам, она вышла на городскую площадь. Водоворот толпы подхватил ее, как щепку, потащил от подводы к подводе. Голоса, запахи, картины чужой, непривычной жизни обрушились на странницу, оглушили ее: торговки зычно расхваливали овощи, речную рыбу и муку; ругались покупатели, кляня последними словами погоду и высокие цены. Люди толкались, лузгали семечки, сплевывая очистки на разбитую мостовую; мимо проплывали телеги с битой птицей, пахло то глиной, то яблоками, то горячими пирогами…