Анна Кочубей - Душа архонта. Эймарские хроники. Книга первая Страница 3

– Не светится, сир, – констатировал комендант, – совсем, ни искорки. Не архонт.

– Прекрасно! Выяснили мотивы поступка? Зачем девица символ изображала? Если она сама архонтом не является, значит, подосланная! Я сам видел ее знак – вывела четко, как заученное задание. Сообщников взяли?

Настроение сира Годфри окончательно испортилось. Заговор. В Готе! И ему докладывать в Аверну!

– Она молчит, сир.

– Как молчит?! Плохо пытали?

– Пытали хорошо! Взгляните, сир Годфри, она же не понимает ничего. Без собственного разумения девка, а Создатель запрещает юродивых мучить! Говорят, со стороны Проклятой дороги она пришла. Выгоним вон, да и…

– Создатель меня сохрани! – наместник набожно приложил два пальца попеременно ко лбу и к груди, – уж не одержимая ли она?

Оказывается, у него в казематах гостья с заброшенного тракта, жуткой обители демонов и неупокоенных душ умерших! Любое живое существо, ступившее на Проклятую дорогу, теряет свой привычный облик, превращаясь в отвратительную тварь с ненасытной жаждой крови!

– Нет, сир. Она человек, не тварь, – успокоил комендант, – несколько суток прошло, начало превращения мы бы не пропустили.

Сир Годфри вздохнул с облегчением. Решение оказалось проще, чем он предполагал! Наместник встал и храбро подошел к связанной страннице. Помахав перед ее лицом надушенной рукой, он глубокомысленно изрек:

– Вот что бывает, когда в город впускают кого попало! Сумасшедшая по недосмотру стражи смущает покой добропорядочных горожан, а я теряю свое время на пустые разбирательства!

Настал звездный час сира Годфри: карать и миловать – только так можно завоевать всеобщее признание и любовь!

– В Аверне легионера, презревшего свои обязанности, казнили бы немедленно… – патетично изрек он, и, выдержав паузу, добавил, – в камеру! На хлеб и воду, на десять дней. Нет, на двадцать!

Обрадованного мягким наказанием стража увели.

«Докладывать в Аверну о происшествии на площади Готы? Скандал повредит моей карьере. Не докладывать? Слухи сами дойдут», – раздумывал наместник.

Казнить нищенку? Тогда за что и как именно? Отрубить голову за измену Императору? Но какой с безумной спрос? Действовала в одиночку, что творила – не ведала… Повесить? Слишком жестоко! Отрубить руку, как воровке? И это тоже несправедливо! Если только за украденный покой сира Годфри… Жаль, что за отсутствие разума не предусмотрено кары! Вот вернется наместник в столицу и предложит такой закон, а пока… Отпустить? Нет, невозможно!

– В яму ее!

Гордясь собой, сир Годфри покинул подземелье, а в Аверну полетело письмо с отчетом о досадной безделице: «Местная сумасшедшая осквернила доску объявлений знаком архонтов. Виновные наказаны, преступница изолирована. В Готе все спокойно».

Что такое яма? Отверстие в земле дважды в высоту человеческого роста, забранное сверху решеткой, с утрамбованными стенами и галечным полом. Могила, в которой нельзя лечь. Бессрочная пытка. Сюда попадали преступники, наказание за провинности которых не имело четко прописанной формы. Ямы выкопали за пределами Готы, но часовые, прохаживаясь по городской стене, днем и ночью оглядывали их ряд с высоты. Решетка не спасала узников от капризов погоды и издевательств горожан – помои, тухлые яйца или гнилые овощи в любую минуту могли обрушиться им на голову, особенно, если наказание было заслуженным. Кормить по-человечески несчастных не возбранялось – правосудие оставляло место милосердию. Даже имея друзей или родственников, узники ям были обречены. Как только очередной страдалец испускал дух, решетку выламывали, доставали труп, а яма терпеливо ждала нового жильца.

Встреча с наместником стала последним испытанием. Вечером девушку отвели за стены Готы и замуровали в земляную темницу. Все было позади: бесконечные вопросы, свист плетей и непонятный страх в глазах мучителей перед запретным символом и ее молчанием.

Сидя на полу ямы, она начертила на песке изгиб змеиного тела, вписанный в круг. Размашисто провела ладонью слева-направо, рисуя меч. Все правильно, рука помнит знак именно таким. Теперь странница осталась с ним наедине…

Заговори она в казематах – и пытки убили бы ее. Немота сбила людей с толку… Но был ли смысл в отсрочке гибели? Медленная смерть станет еще мучительнее – вот чего она добилась!

Странница сжалась в комок, крепко обхватив руками колени. Она больше не сдерживала слезы и всхлипывала, зная, что ее никто не услышит. А потом погрузилась в сон, прекрасный, как видение из потерянной жизни. Желтый горячий свет лился с неба, мешал открыть глаза. Пахло лесом, травами, июньским зноем, камнями, нагретыми на солнцепеке. Над водой струился прохладный горный воздух, а мелкая волна плескалась настойчивой змейкой в раскрытую ладонь. Амарантин. Знакомое, любимое имя. Так звали реку.

– Эй! Ты жива?

Ее разбудил простуженный мужской голос. Встрепенувшись, девушка подняла голову и увидела, что посветлевшее отверстие наверху закрыла коренастая фигура. Наступил новый день. Пришел новый мучитель?

– Жива, значит. Вот, лови.

Круглый предмет упал к ней на колени, обдав восхитительным ароматом свежего хлеба.

– Еще держи.

Подставив руки, девушка поймала краюшку деревенского сыра. Присев на корточки, незнакомый благодетель с интересом ее рассматривал.

– Не ешь все сразу! Принес бы воды, но не в чем. Куды я фляжку свою задевал – не пойму. Все равно скоро дождь пойдет. Здесь льет каждый день.

Сообщив эту новость, мужчина ушел. Словно она могла обрадовать пленницу ямы!

– Я приду завтра, – донеслось издалека.

Еда подкрепила силы совсем ненадолго, а погода, и правда, испортилась. Капли дождя сыпались с неба, как сквозь мелкое сито, и пропитывали одежду. Раны на спине саднили и ныли. Скользкие стены ямы пачкали рыжей глиной. Дрожа от холода, девушка мерила шагами пространство своей тюрьмы: два коротких в длину, два в ширину. Туда и обратно. Еще и еще, пока от метаний в замкнутом пространстве не закружилась голова.

Морею окутала промозглая ночь. Девушка скорчилась в середине ямы и погрузилась в тоскливое ожидание. Чего она ждала? Утра? Или мужчину с хриплым голосом? Видения и сны ее не посещали, а рассвет оставлял надежду лишь на относительное тепло. Но и следующий день был так же пуст и безрадостен.

До странницы дошел весь ужас ее положения – она поняла, что таких дней будет много. Одинаково мучительных, похожих один на другой. Даже шум города не доносился до ямы, и лишь изредка слышался стук копыт или скрип колес со стороны дороги.

Девушка то садилась посреди своей тюрьмы, сжимая голову руками, то снова вскакивала и металась. Даже лечь невозможно! «Я приду завтра». Она прождала незнакомца весь день, но наступил вечер, а его все не было. В яме стемнело до черноты. Снова ночь. Странница перестала надеяться.

– Посторонись, а то обожгу так, что мало не покажется. Ну, же!

Наверху показался знакомый силуэт. Ей принесли еду? Нет, не похоже. Мужчина расшатывал прутья, проверяя, где самое слабое место. Вниз летели струпья ржавчины и мусор. Незнакомец вылил на решетку какую-то жидкость. Вниз закапало. Жгучий состав, попав на плечо странницы, прожег лохмотья насквозь. Беззвучно охнув от боли, она метнулась в сторону и замерла у стены, стараясь вжаться в землю как можно глубже.

– Ну, вот. А говорили, что ты безумная. Только старого Гарта не провести, он на своем веку всяких повидал: и одержимых, и сумасшедших, а чаще всего – дураков и дур. Их в мире – каждый второй.

«Старый Гарт» говорил тихо, осторожность не была излишней, хотя он все рассчитал для успешного побега: караульный на стене заступил на пост мертвецки пьяным, решетка, разъеденная кислотой, податливо гнулась под его сильными руками и рядом ждала лошадь, запряженная в повозку без верха. А то, что яма оказалась крайней в ряду – так это девчонке крупно повезло.

– Мать ихнюю! Я бы вытащил так, но вмурована. Сейчас… Ничего, пролезешь.

Используя ветошь, чтобы не пораниться, мужчина выломал два железных прута и сбросил вниз веревку.

– Давай скорей!

Дважды повторять не пришлось. Странница схватилась за веревку. Особых усилий от нее не потребовалось – мужчина подтянул к себе груз из ямы легко, словно и не человека поднимал, а ведро с водой из колодца. Вытащив странницу, незнакомец сбросил вниз тряпье, обернутое в мешковину, чтобы страж на стене видел, что яма не пуста; перемотал проволокой сломанные прутья и повозил по ним грязным сапогом, чтобы не блестели.

Девушка стояла рядом и не сводила с него глаз: крепкое телосложение, маленький рост, характерно-грубые черты лица и морщинистая кожа, напоминающая кору дерева, – все говорило о том, что ее спаситель иной расы, чем она сама.