Роберт Стивенсон - Вечерние беседы на острове

Р. Стивенсон

Вечерние беседы на острове

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ

Стивенсон, страстный, порывистый, влюбленный в жизнь, всегда стремился поддерживать яркость и разнообразие своих впечатлений. Для него застой был хуже смерти. Поселившись на Самоанских островах и расставшись с одром болезни, он был уже не только зрителем, но и действующим лицом этой необыденно живописной, хоть и маленькой сцены. В новой обстановке и в стихийной первобытности туземных нравов было для него что-то обаятельное, обновлявшее его силы.

— Почему вы поселились здесь, а не в Гонолулу, не в Швейцарии? — спросил его один австралийский журналист.

— По очень простой и вполне уважительной причине: здесь меньше цивилизации. Неужели вы не понимаете, сколько в этом прелести?

Ответ этот характерен. Действительно, жизнь, его окружавшая, была разнообразна и богата оттенками, которых он нигде не нашел бы в цивилизованной стране. Он как будто сам перенесся на "остров голосов". Он видел восставших туземцев, засевших в кустах с винчестерскими карабинами, и, по собственному его признанию, в нем самом "готово было проснуться первобытное начало". В его письмах из Вай-Лимы так и чувствуется избыток впечатлений; он едва успевал усвоить все новое и необычное, что было вокруг него. Естественно, что такой отзывчивый и пылкий художник, как Стивенсон, очень скоро перенес этот неведомый мир в свое литературное творчество.

Однажды он был поражен внезапно мелькнувшей идеей нового рассказа. "Эта мысль, — пишет он, — прожгла меня, как пуля, в одно из страшных мгновений моей жизни, когда я был один среди этих трагических джунглей". Рассказ этот был "Берег Фалеза". Последовавшая за ним сказка "Дьявольская бутылка" первоначально предназначалась для полинезийских читателей. Сюжет ее заимствован из пьесы, ставившейся в Лондоне в первой половине XIX века с участием известного в то время актера О. Смита. Пьеса, в свою очередь, переделана из немецкой народной сказки. У Стивенсона та же канва рассказа, но все внешние детали изменены; в его сказке мы не только видим большее богатство красок и фантазий, но и моральное значение его рассказа гораздо глубже, так как он сумел открыть такие тайники психологии и душевной борьбы, которые и не грезились прежнему автору.

Книга посвящена трем спутникам, скитавшимся по островам. Об одном из них, Бене Гирде, стоит сказать несколько слов. Он был компаньоном одной известной фирмы в Сиднее, станции которой ему постоянно приходилось объезжать. Стивенсон провел в обществе Гирда несколько месяцев в поездке по островам Полинезии, и с этого времени началась дружба, о которой он говорил в посвящении. В рассказе "Берег Фалеза" Бен упоминается несколько раз без всяких пояснений, как лицо всем известное и неразрывно связанное с жизнью тихоокеанских островов. Действительно, он снискал себе любовь и популярность среди туземцев своей ласковостью и честным отношением к ним, и с его смертью (1896) "исчезла, быть может, самая видная фигура полинезийского архипелага", как гласил его некролог. Как ни был велик повествовательный дар Стивенсона, он никогда не упускал случая познакомиться с приемами других рассказчиков. Бен Гирд много повидал на своем веку, и истории, которые он рассказывал, доставляли автору "Острова сокровищ" живейшее наслаждение.

"Вечерние беседы на острове" появились в 1893 г. Изящество языка, богатство и благородство колорита и глубина поэтических достоинств дает право причислить все три рассказа, собранные в этой книге, к лучшим жемчужинам английской литературы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БЕРЕГ ФАЛЕЗА

ГЛАВА I

Океанийская свадьба

Был ни день ни ночь, когда я в первый раз увидел этот остров. Луна уже склонялась к закату, хотя еще светила, а на востоке, румяном от зари, бриллиантом сверкало дневное светило. В лицо пахнул береговой ветер, принесший с собою аромат лимона и ванили и другие более обыкновенные запахи. Свежий ветер заставил меня чихать.

Надо вам сказать, что я несколько лет жил среди туземцев на одном небольшом пограничном островке. Тут мне предстоял новый опыт, так как язык был для меня совершенно чуждым. Вид этих лесов, гор и необыкновенный запах обновили мою кровь.

Капитан потушил компасную лампу.

— Смотрите, мистер Уильтшайр, — сказал он. — Видите за прогалиной рифа струйку дыма? Это и есть Фалеза, последнее населенное место к востоку. С подветренной стороны почему-то никто не живет. Возьмите трубу и в нее вы можете разглядеть дома.

Я взял трубу и на приблизившемся береге увидел ряд лесов, бреши прибоя, коричневые кровли и темные внутренние пространства домов, видневшиеся между деревьями.

— Видите белый кусочек на востоке? — продолжал капитан. — Это и есть ваш дом. Коралловая постройка стоит высоко, с трех сторон окружена верандой, по которой можете гулять сколько угодно. Лучшее место на Тихом океане. Старик Адамс, увидя его, пожал мне руку. "В приятное, — говорит, — дело я вступаю". — "Пора", — ответил я ему. Бедняга Джонни! После того я видел его только один раз, но он уже изменил свое мнение, не ладил ни с темнокожими, ни с белыми, а при следующем нашем приезде я уже не застал его в живых. Я поставил на его могиле шест с надписью: "Джон Адамс. Скончался в 1868 году. Иди и поступай также". Жаль мне было этого человека. Я не находил его дурным.

— От чего он умер? — осведомился я.

— От какой-то внезапно свалившей его болезни, — сказал капитан. — Он, кажется, встал ночью и надулся "Утоли печали" и "Изобретения Кеннеди". Но это не подействовало: он был выше Кеннеди. Открыл бочонок джина — не действует, крепости мало. После этого он выбежал на веранду и, должно быть, наткнулся на перила и упал. На другой день его нашли совсем помешанным. Он все время бормотал, что кто-то подмочил его копру [1]. Бедняга Джонни!

— Не остров ли был причиною болезни? — спросил я.

— И остров, и тревога, и другая причина, говорили разное. Но я слышал, что климат тут здоровый. Да вот, Вигур, что был здесь перед вами, ни на волос не изменился, а уехал, по его словам, потому что боялся Черного Джека и Кэза, и Свистуна Джимми, который был еще жив в то время, но вскоре утонул в пьяном виде. А капитан Рендоль живет здесь с 1840 или 1845 года. В Билли я не вижу особенной перемены. У него такой вид, что он проживет Мафусаилов век. Нет! По-моему, место здоровое.

— Вот подходит бот, — сказал я. — Прямо в проливе. Похож на шестнадцатифутовое китоловное судно. На офицерском месте двое белых.